— Я не люблю, когда под рукой не оказывается необходимой одежды, — пояснила Розмари. — Кстати, я чуть было не прихватила с собой в подарок кухонную раковину, но потом подумала, что она у вас наверняка уже имеется.
Ромина рассмеялась.
— Вообще-то, у нас их несколько.
Фитц задержался взглядом на траттории, думая об Альбе, которую он запомнил на этом месте тридцать лет тому назад — со смешной короткой стрижкой и в простеньком платье с цветочками. Она так резко изменилась после приезда в Италию и так быстро стала не похожа на тех стильных девушек Лондона, к которым принадлежала сама — в мини-юбке от Мэри Куант и модных синих замшевых ботинках. От ее некогда вызывающего поведения тогда не осталось и следа, оно быстро сменилось безмятежным состоянием души и полнейшим ощущением счастья и умиротворения, о которых он сам так мечтал. Сейчас ему было очень интересно: а какой она стала столько лет спустя? Удалось ли ей сохранить то внутреннее умиротворение или же она все-таки вернулась в Лондон, и ее некогда былой столичный задор и авантюризм проявились в ее характере вновь и взяли верх. Фитц почти надеялся, что Альба с распростертыми объятиями вот-вот выбежит ему навстречу из ресторана. Однако на террасе он видел лишь незнакомых людей.
— Это семейный ресторан Фиорелли, — сказала Ромина. — Люк проводит здесь все свое время, попивая кофе. Если хотите, можем как-нибудь туда сходить, кухня там очень хорошая. Его владелица замужем за Панфило, фотографом. — Фитцу было интересно узнать, о ком она говорит, неужели об Альбе? Он хотел спросить об этом, но слух у Розмари был таким же острым, как у фокстерьера. Фитц не хотел ее расстраивать.
— Ну, здесь очень красиво, — признала Розмари, когда они сели в машину. — Причудливое маленькое местечко, но очень очаровательное.
— У него своя история.
— Неужели? Сложно представить, чтобы здесь что-то вообще могло произойти. Этот городок выглядит каким-то сонным.
— Я расскажу вам за ленчем. Это удивительная история, и мы, живущие в замке, имеем к ней самое непосредственное отношение.
Фитц помнил город на удивление хорошо. Инкантелария была намного оживленнее, чем тридцать лет тому назад, а уж спутниковых тарелок тогда здесь не было и в помине, но в целом он практически не изменился. Когда они стали подниматься вверх по склону, Фитц почувствовал, как по его телу пробежала нервная дрожь. Последний раз он видел замок вместе с Альбой, когда они исследовали оставшиеся после него руины. Если она чего-то хотела, ничто не могло ее удержать.
Они подъехали к тем же воротам, на которые Фитц и Альба когда-то взбирались, и помчались под кипарисами. Теперь в этом месте не осталось ничего зловещего. Оно было заново построено и выкрашено, заросли сада приручили. Фитц подумал, что замок выглядел во многом так же, как тогда, когда был построен. Ромина и Билл восстановили его так умно, что он не выглядел как новый.
Фрейя была очарована Инкантеларией и замком. Она понимала, почему Люк не хотел возвращаться в Лондон. Окруженная такой гармонией, она чувствовала бы себя так же. Как бы ей хотелось привезти с собой детей! Они полюбили бы этот сказочный замок и прелестный городок.
Услышав, как подъезжают машины по покрытой гравием дороге, Люк выбежал через парадный вход встречать гостей.
— Люк! — Фрейя вышла из машины и бросилась к нему навстречу, широко распахнув объятия. Ромина улыбнулась, подумав, что сын явно допустил ошибку, остановив свой выбор не на той женщине. — Ты прекрасно выглядишь! — выпалила Фрейя. — Ты загорел и набрался сил! Отдых явно пошел тебе на пользу.
— Он и тебе пойдет на пользу. Немного солнечных ванн около бассейна, пешие прогулки вдоль берега, масса времени для размышлений. — Сейчас у него не было желания омрачать ее приезд рассказами о своей любви к Козиме. Он найдет подходящий момент. Люк был уверен, что Фрейя порадуется за него.
— Я так счастлива, что ты пригласил меня сюда, — сказала она, беря его под руку. — Майлз не мог поверить в это. Думаю, он до сих пор не оправился от изумления.
— Он заслуживает большего наказания, чем просто изумление.
— Мне нужно всего несколько дней, и я снова буду в седле. В последнее время мне действительно пришлось нелегко.
— Давай что-нибудь выпьем. Я хочу представить тебя своим двум очень хорошим друзьям.
— О? — Взглянув на него, Фрейя напрочь позабыла и о детях, и о своем непутевом волоките-муже, растаяв от тепла оказанных знаков внимания.
— А затем я сам тебе все здесь покажу.
На террасе сидели, непринужденно болтая, Ма, Нэнни и Карадок. Порчи спал тут же, на покрытом плиткой полу, выставив навстречу солнцу свое брюшко, которое было странно кругленьким несмотря на то, что последнее время у него совершенно не было аппетита. Мужчины вежливо встали при появлении Фрейи, а Ма продолжала неподвижно сидеть на своем месте. Она была слишком сонной и толстой, чтобы лишний раз пошевелиться.
— Это сливки Инкантеларии, — сказал Люк, широко улыбаясь. — Мой дядя Нэнни, эксцентричный человек, которому взбрело в голову преподнести моей матери свинью, профессор Карадок Макослэнд — самый мудрый из живущих христиан и, наконец, Ма Хемпл, вероятно, самая сварливая женщина по эту сторону Неаполя.
Ма протянула руку.
— Он сильно ошибается насчет меня. Я как раз самый добродушный здесь человек. Люк просто не понимает моего чувства юмора. Сказываются долгие годы работы в банке.
Фрейя захихикала.
— Держу пари, это действительно так, Ма.
— Приятно встретить еще одну красивую девушку, — произнес Карадок.
— У профессора наметан глаз на женщин, — пояснил Люк.
— В траттории есть прелестная девушка. Ее зовут Роза, и она прекрасна, как весенний цветок.
— Да она проститутка, — поправила Ма. — Просто Карадок этого не замечает.
— В нашем возрасте на это уже можно закрыть глаза, — сказал Нэнни, вспоминая белоснежную плоть Фийоны и ее вызывающе яркие рыжие волосы. — Нужно брать то, что нам дают.
— Посмотри, кто к нам пожаловал! — крикнула Ромина своему мужу.
— Какое здесь чудесное место, Билл, — сказала Розмари, шагнув вперед, чтобы его поцеловать.
— Мы сделали все, что смогли.
— Я бы даже сказал, что вы превзошли себя, — произнес Фитц, помня, на что был похож замок, когда он лежал в руинах. Большинство балюстрад тогда обрушилось, а плитка настолько обросла мхом и сорняками, что ее было практически не видно. Воздух был отравлен гнилостным зловонием. А сейчас Фитц чувствовал, что сад придает ему сил. Пахло свежескошенной травой, соснами и гардениями. Он глубоко вдохнул, выставив грудь, как петух, получая удовольствие оттого, что снова попал в прошлое.
Вентура и дворецкий принесли вина и кростини, и гости сели, ведя непринужденную беседу. Ма с первого взгляда невзлюбила Розмари, и в этом не было ничего удивительного, — она не выносила неискренности, а Розмари чувствовала себя не в своей тарелке, испытывая комплекс неполноценности. Ей было гораздо комфортнее на родной земле, среди таких же, как она. От присутствия иностранцев, которые сейчас чувствовали себя такими счастливыми, ей становилось не по себе. За тридцать лет Фитц почти не вспоминал об Инкантеларии и не повел и бровью, когда Билл и Ромина пригласили их к себе погостить, однако что-то таинственное было в его молчании, словно он прятался за ним. Розмари не ревновала мужа к Альбе, ведь в конце концов именно она стала его женой, однако Инкантелария была частью его прошлого, на которое она не могла претендовать, поэтому автоматически относилась к этому месту с предубеждением. Фитц очень хотел увидеть, что Ромина и Билл сделали со своим домом, и Розмари не могла отпустить его одного, позволив бесконтрольно окунуться в пучину воспоминаний.