Он все стоял, смотрел в темноту.
Выехав с проселочной дороги на шоссе, Лена свернула на обочину, остановила машину и выключила двигатель. Со всей силы сжала пальцы на руле и откинула голову.
«Растреклятая жизнь! – от переполняющих эмоций у нее дрожало все внутри противной мелкой дрожью – растреклятая, гребаная жизнь! Что же ты вытворяешь с самыми лучшими, с самыми замечательными людьми?!»
У Ленки клокотало в горле, щипали глаза рвущимися слезами. Девушка резко отстегнула ремень, выскочила из машины на воздух, захлопнула с силой дверцу и привалилась к ней спиной, запрокинув голову к небу.
И все моргала, моргала, чтобы не пустить жалящие слезы обиды. И не справилась – злясь на весь мир, на себя, вытирала вырвавшиеся, не послушавшие приказа слезы.
За бодреньким тоном, смешочками, дурашливостью Ленка отчаянно старалась скрыть боль, рвавшую на куски ее нутро.
Господи, как хорошо она это знала! Когда за внешней суровостью, отстраненностью и враждебностью скрывается непереносимая боль и одиночество отвергнутых!
Отвергнутых всеми – родными, социумом, государством, людьми, которые вступают с тобой в близкие отношения и откидывают презрительно! Это занозой, болью несправедливости сидело в ней и не отпускало!
И не отпустит! Никогда.
В тот момент, когда Денис закричал на нее, как стегнул: «Не смотри!» – он напомнил ей Ваську. Но Арбенин – здоровый, сильный взрослый мужик, а не маленький мальчик, и Лена не знала, как помочь, как залечить его раны, как исправить то, что сделала с ним жестокая тупость ограниченных людей!
Ей было больно, но Денис отверг бы ее боль, приняв за глупую жалость, и Лена это понимала. Даже не понимала, скорее чувствовала душой, в то мгновение настроенной на него, на его боль и одиночество, сцепленные зубы, чтобы не разнюниться, помолилась о помощи.
И получила ее. Как Бог по ниточке вел, вкладывая в Ленкину речь именно те, правильные слова, действия, эмоции, которые так необходимы были им двоим, – и потеплело!
И Денис оттаял и поверил! Может, совсем чуть-чуть, но оттаял!
Удушила бы собственными руками, попадись ей одна из тех дур, что посмела вылить на Арбенина свои эгоистичные помои!
Убила бы! Прости, Господи, заранее!
Что с ним случилось? Что за раны такие, где и как он их получил?
Сегодня спрашивать нельзя было.
Никак нельзя – это уж чересчур, болевой шок и для Ленки, и для Дениса. Она не такая сильная, она бы не вытянула его оттуда. И себя бы не вытянула. Сегодня…
Но ведь будет еще и завтра, и послезавтра…
Лена вздохнула глубоко и вернулась в машину. Волна негодования ушла, опустошив ее, как рыбу выпотрошили. Но сейчас слезы высохли, сгорев в жаре возмущения.
Она не знала, как у них с Денисом сложится дальше и сложится ли вообще. Дело, за которое они взялись, интересное, увлекательное и на какое-то время сведет вместе, это понятно, и что не только за компьютером, тоже понятно.
А дальше?
Лена сказала: «Если ты собираешься со мной спать», – он не ответил. Провожая ее, Денис не спросил: «Когда встретимся?», не произнес даже банальное: «Все было потрясающе» или, на худой конец, «Я позвоню». Спросил про субботу. И все!
Какое уж тут дальше! Вот что значит не слушать своих собственных, далеко не глупых зароков не вступать с ним в близкие отношения! Он совсем другой, ни один мужик рядом не стоял с Денисом Арбениным! Сильный, целостный, настоящий. В него влюбиться – что дышать, а потом вот переживай и мучайся! Что не сказал, что подумал?!
И тут Лена улыбнулась и напомнила себе вслух:
– Ах да! Он же не умеет словами! – И добавила: – А вот делами у него получается офигенно!
Завела мотор и поехала к другому «мужчине», ожидавшему ее дома.
Денис закрыл ворота, запер замки на входной двери и передернул плечами – замерз все-таки в одной-то футболке и джинсах. Март, днем теплеет, иногда балует припекающим солнышком, а ночами еще подмораживает.
Он прошел в кухню, включил чайник, побродил бесцельно, ожидая, пока тот закипит, затем заварил себе большую кружку чаю.
Что-то ворошилось внутри, беспокоя, стучась в разум.
Денис подошел к окну, прихлебывал обжигающий чаек, засунув свободную руку в карман, и вглядывался в темень за окном, словно ответы в ней искал.
Он не хотел отпускать Лену! По-мальчишески тайно и жарко мечтал провести с ней всю ночь. Спать, обнявшись, просыпаться, целоваться с «перспективой», разгораться вдвоем, заниматься сводящей с ума любовью и снова засыпать, отдав ей все силы.
Она уехала, и на душе у Дениса стало пусто.
Еще пять дней назад он не знал о существовании Елены Алексеевны Невельской. Вернее, она для него была абстрактной журналисткой, а сегодня вдруг стала реальной женщиной. Пока он не знал ее, все в его жизни казалось наполненным и достаточным – она уехала сегодня, и Денис почувствовал пустоту.
Захотелось курить.
Денис давно, много лет назад, бросил, и с тех пор ни разу не тянуло, не думалось о сигарете даже в самые трудные моменты жизни, а сейчас он даже вкус дыма ощутил.
Сигареты в доме имелись. На втором этаже, в баре для гостей, Арбенин держал несколько пачек разных сортов. Поставив кружку на подоконник, мужчина поднялся на второй этаж.
Взяв сигареты, Денис порылся в шкафу, достал длинную дубленку, морозит все-таки, и курить на балконе будет холодно. Потом подумал, что не обойдется одной сигаретой, и достал унты.
Унты в профилактически-лечебных целях он приобрел давно, несколько пар. Если ступня и голень замерзали на холоде, то тут же появлялась тягучая выматывающая боль по всей ноге, аж до ягодицы. И ныла, болела несколько дней, не давая продыху, да так, что и сидеть становилось невмоготу, и ногу никуда не пристроить, как ни поворачивай.
Унты спасали на работе. В цехах тепло, но двери хлопают непрерывно, и тянет по полу сквозняком ледяным, да и по участку ходить в холода удобно.
Денис обулся в унты и прикинул, если уж так утеплился и полезет на третий этаж не на пять минут, надо бы прихватить чего-нибудь горячего, и вернулся в кухню.
Он хорошо устроился – термос крепкого черного чая и плед прихватил на всякий случай. Никакой, понятное дело, панорамы и близко не видно, просто темень, простирающаяся до подсвеченного очень далеко на горизонте московской трассой более светлого края неба.
Тишина. Даже птицы не поют – холодно. Шумит еле слышно где-то поезд.
Тишина.
Денис прикурил и закашлялся – совсем отвык. Затем сделал пару глотков чаю, вдохнул поднимающегося на морозце ароматного пара, затянулся второй раз, уже получая удовольствие. Он посмотрел на огонек сигареты, зажатой между пальцев, спрятанных в перчатку. Перчатки он тоже предусмотрительно надел, и шапочку вязаную.