Привезли тяжелого парня. Пока раненого готовили к срочной операции, Степан объяснял его товарищам, что их браток, скорее всего, помрет – проникающее в брюшину с обильным внутренним кровотечением, и привезли его поздно.
– Слушай сюда, лепила, – прихватив его за хирургическую робу, выступил один из быков, – мы твоей бабе отстегиваем, так что давай отрабатывай!
Больших в момент понял, что пытается донести до него яркий представитель криминального братства.
Соображал он мгновенно, как во время сложной операции: откреститься от жены и сказать, что понятия не имеет о ее делах, значило подставить Надюху по-крупному, подведя под разборки с криминалом! Признать, что в курсе и их семья таким образом взимает плату за спасение членов группировок – подписать себе пожизненную отработку на тот же криминал и полное подчинение их любым приказам!
Спасибо, Надя!
И очень жестким, «пахановским», командирским тоном, делая упор на каждом слове, Больших объяснил:
– Ни я, ни моя жена, вас об этом не просили! От благодарности в любом виде всегда отказывались! Это ваша личная инициатива, мало того, навязываемая, поэтому никоим образом не обязывающая меня ни к чему! Здесь, в стенах больницы, исключений нет ни для кого – я одинаково спасаю, до последней возможности всех, кто попадает ко мне на стол. Это понятно? Повышать голос будете в другом месте! Здесь я решаю, что делать, и отдаю приказания! Пока вы тут устраиваете разборки со мной, ваш парень подыхает, у него время идет на секунды! В том, что он умрет, виноваты будете вы, потому что вам захотелось с врачом дебаты устроить!
Несколько раз на него еще пытались наезжать, но Больших обрывал любое начало «распальцовок», коротко и ясно: «умрет – вы виноваты, вам, видите ли, захотелось врача попугать! Пока вы здесь базарите – он умирает! Спасаю всех одинаково – исключений не делаю!»
Поотстали.
Надежду расплачиваться за предоставленные «услуги» не потребовали.
Окончательное определение взаимоотношений, после которого к Степану отпали любые вопросы и претензии со стороны криминального правительства страны, произошло в его ночное дежурство спустя месяца два после первичного высказывания претензий.
Прикатила «бригада» парнишек на двух черных джипах, перегородивших подъезд к отделению. Услышав визг медсестер в предоперационной, Степан оставил зашивать больного ассистенту и вышел в «предбанник». Увидев трех качков в черных куртках, которых пытались остановить девчонки, он так рявкнул, что их ветром сдуло, вместе с их пушками:
– Вон!!
И вышел следом за ними. Они ждали возле двери, к нему шагнул самый здоровый, старшой, как выяснилось в ходе «переговоров», и схватил за локоть.
– С нами поедешь, лепила!
– Что у вас там? Куда ранение? – спокойно поинтересовался Больших, высвобождая локоть из его лапы, простым нажатием пальцев на кисть руки, пальцами хирурга, знающего куда нажимать. У парня глаза на лоб полезли от боли, но он стерпел, потер больное место и ответил:
– Одно – в грудь, два – в живот, и в ноги!
– Сюда везите! Без аппаратуры, вне операционной не спасти, если еще можно спасти!
– Пахану светиться нельзя! Он приказал тебя везти! С нами поедешь! – набычился браток.
И попытался снова ухватить Больших за локоть. Степан, усмехнувшись, приподнял одну бровь, заметив его движение рукой: «Хочешь попробовать еще раз?» Парень, посмотрев на него, и пробовать передумал.
– Значит, он умрет, – ровно ответил Степан, – в полевом стане, без анестезии его никто не спасет, и сам Господь.
Браток возмутился, подкрепив данное чувство выхватыванием пушки и направлением ее на Степана:
– Я тебе, козел лепастый, сказал: бери, что надо, и поедешь с нами!!
– И что? – не меняя тона, поинтересовался Больших. – Ну отстрелишь ты меня или руки-ноги покалечишь, а завтра тебя подстрелят, тебя-то кто спасать будет? Вот он? – и указал на стоявшего у стены санитара Гаврилыча, с любопытством наблюдающего за происходящим.
Гаврилыч, надо отметить, был личностью весьма колоритной, можно сказать, уникальной. Потомственный алкоголик в третьем поколении, не выходящий «из градуса» много лет, но поражавший относительной адекватностью разума в любом состоянии.
В затертой кепчонке, в засаленном бушлате, надетом поверх не меняющего серого колера халата, подразумевавший белый медицинский, с вечной беломориной в губах, большую часть времени потухшей, с о-о-очень непростым взглядом гла́зок-буравчиков.
Гаврилыч встрепенулся при упоминании своего имени и посмотрел недобро на разбушевавшегося братка.
Профессией мальчонка владел хоть и событийно насыщенной, но опасной до крайности – производство вредное и непредсказуемое, а перспектива быть подстреленным ощутимо реальная, что и говорить.
Доктор Больших специалист известный, к нему старались свозить всех пострадавших от данной производственной деятельности. Хлопчику ретивому одной большой и широкой извилины вполне хватило осознать, что помереть без оказанной своевременно помощи он имеет стопудовую вероятность. Да и пахана, как ни крути, надо спасать.
– Привезем! – решился бригадир. – Только ты не сообщай об огнестреле!
– Если выкарабкается, отлежится сутки, увезете, напишу, чем лечить и что делать. Оформлю как неизвестного, поступившего без документов и насильственно увезенного после операции.
Нет, к черту эти пуганые рефлексы – сейчас прилетит и сразу к Стаське!
Но, как только он выбрался из аэропорта, позвонила Анька и, плача, сообщила, что Юра попал вчера в тяжелую аварию и лежит в Склифе с переломами, а ей врачи толком не объясняют, насколько все страшно!
– Не реви, ребенка напугаешь! – приказал сестрице Степан строго. – Еду уже, все узнаю. Давай, Анна, возьми себя в руки!
Встреча со Стаськой, покаяние в своих страхах и счастливое воссоединение, на которое Степан надеялся, откладывались.
Он зашел в ординаторскую, представился, показал служебное удостоверение и сразу «попросил пардону» у коллег, подняв ладони в капитулирующем жесте:
– Мужики, сам терпеть не могу, когда у пациентов родственники-врачи, с требованиями пояснений картины травм! Но все мы люди, все человеки, родню имеем, куда ж деваться.
Выяснилось, что кое-кого из коллег здешних он шапочно знал, а Юрин лечащий врач о докторе Больших слышал, поэтому разговор состоялся непринужденный и легкий. Посмотрев историю болезни, описание оперативных мероприятий, снимки, и все слишком хорошо зная про врачей, Степан похвалил:
– Классно сделано! Супер! – остался доволен вердиктом врач.
Юра получил сложный перелом правой ноги со смещением, перелом левой руки и ушиб грудины – ничего уж такого страшного и смертельного – но болезненно, неприятно и надолго.