– Стаська, я не понял, ты меня что, ругаешь или защищаешь? – подивился ее расспросам Степан.
– Разумеется, защищаю! Ото всех на свете и от тебя самого! Кому же тебя защищать, если не мне! – иронично возмутилась Стаська. – Это я так расспрашиваю, чтобы понять, что так сильно тебя мучает.
Он припарковался возле Аниного подъезда, вышел из машины, поставил ее на сигнализацию, но в подъезд не пошел, остановленный последним Стаськиным высказыванием.
– Да все сразу, – признался больше себе Степан, – и что не заметил ее болезни, пропустил, врач называется, и что принял решение расстаться, и не могу признаться ей сейчас в этом, а с другой стороны, молчанием вроде как надежду даю, и Ёжик с Ольгой Львовной напуганы, и не бросишь их…
– И что не любишь ее, и никогда не любил, – подсказала Стаська, – и чем дольше ты рядом с ней, в ее проблемах, тем сильнее тебе хочется слинять? Это больше всего?
– И это, Стасенька, и это…
«И то, что безумно хочу к тебе, но не могу!» – подумал Степан, но не сказал вслух – это совсем уж неподъемная тема для них обоих в данный конкретный момент. Он даже слегка струхнул, что Стаська, ничего не боящаяся и не признающая между ними условностей, произнесет эти слова.
По старой укоренившейся годами привычке струхнул.
Она не сказала, но Больших почувствовал, что услышала его и без слов и все поняла.
– И она тебя тоже не любила, – поразила новым заявлением Стаська. – Если б любила, не скрывала, что ей плохо! Я вот железно обещаю, даже если ударюсь коленкой, первым делом прибегу к тебе жаловаться и стонать!
– Я поцелую, подую, и все пройдет! – легко рассмеялся он.
Она молодец! Она вырулила из тяжелой темы и ему помогла!
– Ладно, маленькая, я у сестрицы. Дениску к моим родителям, ее к Юре в больницу, потом обратная перестановка, Аньку с ребенком домой, наверное, у нее и останусь. А завтра на дежурство.
– Да, Больших, лазарет – твоя стихия! – посочувствовала Стаська.
Они попрощались, без обещаний всего – звонков, встречи, даже намека на перспективу этого, туманную и неизвестную.
Степан поднимался на лифте на сестрицын этаж и вдруг осознал, что, не задумываясь, не отдавая себе отчета, как само собой разумеющееся рассказывал Стаське, где он, что делает и собирается делать! Надо же, а! Первый раз за всю свою жизнь он ставил женщину в известность о своих планах, распорядке дел и событий, делился мыслями и переживаниями! Даже за долгую жизнь с Надеждой он никогда такого не делал, не болтал с ней по телефону, сообщая о делах и планах. Это ему как-то и в голову не приходило, и она не просила, и сама не торопилась звонить и отчитываться.
Больших стало так тепло на душе, светло как-то от осознания нового, вошедшего в его жизнь, и от открытия, что это, оказывается, здорово, когда хочется кому-то родному, волнующемуся и переживающему за тебя и бесконечно дорогому тебе, рассказать, как твои дела, самочувствие, переживания, где ты и что делаешь.
Степан попал в смену со Львом Гурьевичем.
Начальник бригады спасателей походил на крепкого крестьянина из породы тех, у кого и урожай всегда богаче, и огород родит на зависть, и скотина ухожена и не болеет: куры несутся, как передовики с повышенным обязательством, коровы молока дают рекордные литры – все родит, процветает, находится в полном порядке, вызывая недоумение у вечно прогорающих с урожаями соседей.
Крепко сбитый, невысокий ростом, широкий в кости, с хитрым прищуром, знающего некую премудрость обо всем, как и что путево делать, чтоб и жена всегда ласковая, улыбчивая и довольная была, и дети здоровыми да разумными помощниками вырастали, и хозяйство росло и богатело. Знающий да помалкивающий, на всяк вопрос улыбающийся да простецки отмахивающийся – эка невидаль! – работай, так и все путем будет!
Эдакий типаж зажиточного, работящего, богатого народной мудростью хозяина, на которых-то и держится испокон веку Россия. И никто из непосвященных не заподозрит в нем суперпрофессионала высшей категории, спасателя – гибкого, ловкого, с мозгами, работающими как компьютер, с железной волей, руководящего командой и умеющего принимать мгновенные решения.
Он пошучивал про себя самого:
– Да уж, родители расстарались с имечком! Сочетание Лев Гурьевич Матросов в нашей стране звучит не иначе, как анекдот! Вы только представьте: несчастный полуеврейский мальчик, которого угораздило родиться от русского папаши с таким имечком, от отчаяния готовый стать героем-амбразурщиком, как известный однофамилец!
И хохотал первый громче всех над курьезами собственного имени, от души и до слезы.
Увидев входящего в комнату дежурств Больших, Лев Гурьевич махнул ему призывно рукой. Степан подошел, поздоровался рукопожатием, сбросил на пол спортивную сумку с вещами и пристроился рядом в кресле.
Опытные ребята, зная, что их в любой момент могут заслать куда угодно, пользовались любой возможностью для расслабления – устроившись на двухъярусных солдатских койках, кто читал, кто уже похрапывал.
– Что стряслось-то у тебя, Сергеич? – прямо спросил Лев Гурьевич. – Ты аж с лица сошел. Дома что?
И Степан, поерзав, принимая удобное положение в кресле, вытянул ноги и принялся подробно излагать.
А куда деваться? Это часть их работы!
– Да-а-а… – протянул Лев Гурьевич, выслушав Степана, но как-то совсем не сочувственно, и добавил: – Сколько живу, не перестаю удивляться, как люди, с завидным упорством и вполне осознанно умеют испортить, испоганить собственную жизнь!
– Это ты о чем, Лев Гурьевич? – несколько удивился неожиданным выводам Больших.
– Да все о том же! – вздохнул умудренно старшой. – Вот скажи, Сергеич, если не считать катастроф природных и техногенных, кого мы по большей части спасаем?
Степан посмотрел на него вопросительно, перебирая в уме такие случаи из работы, но Лев Гурьевич ответил сам:
– Так я тебе скажу: экстремалов-недоумков! Эдаких мужичков, а иногда и барышень не в меру ретивых, решивших на деле доказать свою мнимую крутость и лихость. Не обладая необходимыми навыками, знаниями и умениями, они лезут в заведомо рискованные и опасные экспедиции и мероприятия, не дав себе труда оценить риски, не продумав способов экстренной эвакуации и отступления! Зачем! Крутые яйца не бьются! Или еще того чище – профи, с большим опытом за плечами, у которых от собственного профессионализма притупляется трезвая оценка рисков. И заметь! Черт бы с ними, хотят своей жизнью рисковать, так пожалуйста! Но втягивают-то в последствия своей глупости огромное количество людей. Родных, близких, семьи, друзей, спасателей, государство, тратящее бешеные бабки на спасательные операции – людей, аппаратуру, транспортировку, лечение. И ведь гибнут, козлы, инвалидами становятся – вечным тяжким крестом для семьи! И ладно бы впрок наука пошла! Так ведь нет – те, кто поменьше пострадал, половина из них, штанишки от поноса испужного отстирают, оклемаются, и глядишь, за пивком друзьям тоном «бывалого» рассказывают о своих геройствах, а там и снова попрутся и вдряпаются по самое «не хочу»!