На улице, что примыкает слева, окончилась некогда первая прогулка Лоры и Севы. О да, она все же состоялась. Свидание? Нет, Лора избегала этого слова. Свидание подразумевает романтические помыслы, а это… так, глупости. После всего случившегося она недостойна ничего романтического. И даже ничего человеческого. Наказание должно быть наказанием до самого конца, так она решила. Ее грех неискупим.
Сева все же выловил ее – неделю спустя, в тот момент, когда Астанина и думать о нем забыла. Всего лишь фигура в тени старого тополя и приветливый голос:
– Привет, трусиха.
Вкрадчивая легкость и в движениях, и во взгляде, теплый аромат парфюма, синий шейный платок, повязанный с изящной небрежностью, которая и добавляет образу шика. Кто, ну кто из мужчин носит шейные платки? Все-таки есть в Севе что-то от стереотипного парижского художника: нет ни берета, ни длинного шарфа, ни палитры под мышкой, – а ощущение есть. Этим вечером он явился без мотоцикла. Скорее от удивления, чем по сильному желанию, Лора согласилась выйти через двадцать минут. Школьница, которую под окнами ждет одноклассник… Обойдемся без портфелей и списывания… Из вежливости она предложила Севе подняться и подождать ее в коридоре.
– Нет, думаю, не стоит, – уверенно, но спокойно отказался Сева. – Тебе будет неудобно, присутствие чужих на твоей территории сильно тебя нервирует. А в итоге испортишь себе настроение и окрысишься на меня. – И его зубы влажно блеснули в густеющей темноте.
От возмущения Лора даже не огрызнулась, но неожиданно хихикнула, когда за ней закрылась дверь подъезда.
Дома, торопливо поливая макушку водой из душа и отфыркиваясь, неосознанно ковыряя пальцем язву серой штукатурки на стене, суша волосы, копаясь в ворохе неновой одежды, она все задавала себе вопрос: что я делаю? Ища ответ, Астанина параллельно искала наряд и презирала себя за это. И когда вдохнула сахарный воздух майского вечера, чуть не застонала. Это всего на пару часов, ненадолго. Пусть хоть что-то в этом мире заставит ее забыться, и возможно, грядущую ночь она проспит мирно, не терзаемая кошмарами своей нечистой совести. Она не заслужила, но… Господи, пожалуйста, всего лишь передышка! Пусть хоть час продлится этот оцепенелый сон, когда можно ничего не решать, ничем не терзаться, а лишь идти за едва знакомым человеком, желающим накормить ее пирожными. Или кальмарами, без разницы.
Больше всего Лора боялась, что Сева повезет ее в какой-нибудь ресторан. Дорогущий, с белыми скатертями и хрусталем, серебряными ведерками с шампанским. Для таких мест не годились ее простенькая блузка и черные джинсы, да и туфли на каблуке она никогда не носила, в этот вечер тоже предпочтя им обычные сабо на танкетке: для них уже достаточно потеплело. Ну и что, что ногти ненакрашены, кому нужны эти изыски… Платить она, конечно, будет за себя сама, не хватало еще есть за его счет.
– Расслабься, – отвлек ее от опасений Севин голос, и Лора впервые заметила, какие ромовые нотки в нем бродят. – Ты словно на заклание идешь.
– Самый невыносимый умник из всех, – буркнула она. – Куда поедем?
– Не поедем, пойдем, пешочком. Давно ходила ногами, а не катала свою попу на машине?
Он продолжал подтрунивать над ней. Неизвестно, с чего Сева решил, что может так с ней говорить. Впору было бы оскорбиться, но он внезапно напомнил Лоре Ваньку Пономарева. Тот тоже вечно ее подкалывал – и Лоре это нравилось.
По проспекту Мира они добрели до площади, обмениваясь отвлеченными фразами о погоде. Отсюда рукой подать было до Склифа, и Лора все же сдалась:
– Как твоя нога?
– Ты ведь догадываешься, что вопрос запоздал на неделю? Все в порядке, видишь, даже не хромаю. – Сева старательно попрыгал на одной ножке и не поморщился, хотя Лора и предполагала, что это вовсе не так безболезненно. Но не произнесла вслух. А Сева вдруг замер. Тонкий аист в городских джунглях. Его взгляд, в сумерках ставший темно-синим, накрыл раскинувшуюся перед ними Сухаревскую площадь.
– Знаешь, что здесь когда-то было? Прямо посередине, – он пальцем ткнул в искрящуюся металлической чешуей автомобильную стайку. – Сухарева башня. Слыхала о такой?
Лоре пришлось признать, что нет. Сева сощурился:
– Не москвичка, так и знал. Пойдем, покажу.
В подземном переходе под площадью было людно. Пахло слоеными пирожками и сыростью подземелий, торговцы разложили на картонных коробках и низеньких прилавках свой разносортный товар: шерстяные носки, брелки и сувениры, газеты, детские игрушки, пучки с петрушкой и укропом, смотанные суровой ниткой и щедро обрызганные из пульверизатора, дешевые китайские платки и шарфы, тюльпаны в пластиковых ведрах. Сева уверенно шел сквозь толпу, огибая препятствия, так что Лора едва за ним поспевала. Он чувствовал себя совершенно раскованно, хотя Лора сомневалась, что он так уж часто бывает в переходах. Это же золотой мальчик, разве нет?
Сева замедлил шаг и обернулся к ней. Глаза его вспыхивали и гасли, будто крохотные зарницы путались в ресницах. Потом он молча перевел взгляд на стену перехода, и Лора невольно последовала его примеру.
Кирпичная кладка, выбивающаяся из общей картины. Своды, полузаложенные, полузакрашенные. Чужеродные, древние.
– Что это?
– Это она. Башня, – пояснил Сева. – Слишком прекрасная, чтобы просто сгинуть. Когда-то торчала посреди низенькой захудалой Москвы… Она как гвоздь, ее не выдернуть. Снести – снесли, а кажется, будто просто вместе со шляпкой в землю вколотили.
Лору толкнул в плечо прохожий, она посторонилась и тронула шершавую стену ладонью.
– Видишь, как переход изгибается, – продолжал Сева. – Подвалы башни такие глубокие и крепкие, что метростроевцы, когда возводили тут все, решили, что проще обойти, чем разбирать. А еще говорят, – он постучал пальцем один из кирпичей, – там замурованы сокровища.
«Какой же ты ребенок», – чуть не выпалила Астанина, но в душе заворочалось чувство, заставившее ее промолчать. Она еще раз погладила стену.
– Молодой человек, купите девушке цветочков, – обратился к Севе торговец.
– А давайте!
– Вот еще, глупости! – Лора заторопилась, рванула с места, рассердившись. В лицо бросила жаркая краска.
Сева нагнал ее лишь на ступеньках. Протянул пять белых тюльпанов:
– Это тебе.
– Незачем.
– Ну возьми, что, убудет от тебя?
– Не возьму! – заартачилась она.
– Как хочешь, – хмыкнул Сева и тут же шагнул к проходившей мимо женщине в платке и юбке до пят. Секунда – и женщина, по привычке еще недоверчиво хмурясь, уже уносила букет с собой. Лора ощутила укол легкого и запоздалого сожаления. Сева, кажется, понял это по ее лицу, ухмыльнулся, но от комментариев воздержался.
Этим вечером Лора осознала, что никогда еще не встречала такого порывистого человека. Все, что взбредало Севе в голову, он осуществлял молниеносно, без сомнений и страха. Танцевал с ребятней около уличного оркестра, покупал хот-дог и бутылку воды для копающегося в урне бомжа. Он не боялся показаться смешным, нелепым, слабым, сумасбродным. Рядом с Севой Лоре было не по себе, как будто он тянет ее из раковины, точно улитку – за усики и скользкое бесформенное тельце. Но вместе с раздражением, смущением и противодействием в ней рождалось что-то еще.