Для начала следовало понять, как именно он здесь очутился. А для этого сперва нужно выбраться на свет божий и кого-нибудь о чем-нибудь расспросить. Что он и сделал. На его беду в ресторане, который начинал работу с двенадцати часов, находился только одинокий сторож-китаец, да еще несколько поварят чем-то вовсю гремели на кухне. Ни сторож, ни поварята ничего не понимали ни по-русски, ни по-английски, и Аполлинарию пришлось ретироваться не солоно хлебавши.
Он ощупал себя сверху донизу и, убедившись, что портмоне все еще при нем (вот только куда девались часы?), словил такси и попросил ехать в отель так быстро, как только возможно. Сейчас самым сильным его желанием было найти Полину и выспросить у нее, что же произошло. А по дороге к отелю он вовсю клял и китайцев, и европейцев, отдельно ирландцев за их паршивый виски и, конечно, незабвенную Полину, которая, да – ему еще за все ответит!
* * *
Полина, сидя в номере, почти не мигая смотрела на минутную стрелку, которая, как черепаха, медленно ползла к двенадцати часам. От нетерпения она вся горела, но заставляла себя сидеть смирно и ждать, пока не пробьет условленный «час икс». В деле, что она замыслила, торопиться не стоит, но и тормозить – равносильно проигрышу! В итоге от напряжения у нее разболелись глаза, и она была вынуждена даже прилечь на кровать, чтобы немного расслабиться. Только проблем со здоровьем ей сейчас не хватало! После вчерашнего она и так чувствовала себя не в лучшей форме, и это было серьезной угрозой ее планам.
Аполлинарий все еще не вернулся, и это вселяло в Полину определенную надежду, что она успеет сбежать до его прихода. Ей вовсе не улыбалось разыгрывать из себя Дездемону, когда та пытается уклониться от ножа Отелло в порыве ревности.
– Пожалуйста, не нужно сцен! Да, сцен совсем не нужно! – бормоча себе под нос заклинания о безусловной ненужности сцен, она принялась в очередной раз наводить лоск на своем, и без того отлично загримированном лице.
Но вот и двенадцать. Полина трясущимися руками набрала номер, указанный на визитке, и в трубке раздался уже знакомый ей голос самого швейцарца. Отсутствие должных познаний в английском было очень некстати, и Полина изо всех сил напрягала слух, пыталась выловить отдельные знакомые слова и понять смысл сказанного на том конце провода. Как нарочно, швейцарец, явно волнуясь, говорил очень сбивчиво, и зачастую смысл целых фраз безвозвратно ускользал от Полины. Но все же основные моменты были ей ясны – Жорж Сименон поражен, впечатлен и убит наповал, и сильно хочет встретиться, но не знает, когда лучше – наверное, можно прямо сейчас. И, конечно, Полина уверенно сказала: «Yes», и прежде чем швейцарец повесил трубку, успела понять, что он пришлет за ней машину прямо в гостиницу.
Почему-то сейчас ей на ум пришел недавно в стодесятый раз просмотренный фильм «Красотка» с Джулией Робертс, на что она только фыркнула и сказала про себя, что не дело равнять ее с какой-то там жрицей любви за деньги (тем более, весьма скудные). Она – не такая! И она готова к любым неожиданностям. Полина подхватила заранее приготовленную сумочку со всеми необходимыми женскими аксессуарами и, отключив мобильник, спустилась в холл внизу. Оставалось только надеяться, что в самый неподходящий момент она не столкнется с Отелло-Аполлинарием-с-бодуна.
Однако ее надеждам на быстрый и безболезненный побег не суждено было сбыться. Двери лифта, открывшееся на первом этаже, явили перед ней былинного героя битвы за русских женщин – Аполлинария в боевой выкладке: мятом костюме, сорочке в каких-то цветных пятнах, прической в стиле андеграунд, больше напоминающей стог соломы где-нибудь вдали от комбайна, а самое главное – со взглядом, как у свежесваренного рака, и таким же лицом.
Аполлинарий, хоть и был пока с одной головой, а не с тремя, дышал, как Змей Горыныч, перегаром распугивая посетителей и постояльцев гостиницы, которые попадались ему навстречу. Когда двери лифта распахнулись, Полину обдало таким концентратом спиртовых паров, что она почувствовала себя полностью погруженной в раствор дешевого стеклоочистителя, купленного на придорожном развале где-нибудь в российской глуши.
Вид цветущей и при полном параде Полины был для Аполлинария подобен удару грома. Он впал в ступор и поначалу смиренно пропустил ее к выходу, но потом опомнился и ринулся в бой. Не обращая никакого внимания на служащих отеля, Аполлинарий схватил ее за руку, развернул к себе и начал орать – как может орать только перепуганный стрельбой морж на лежбище. Весь набор его претензий сводился к тому, что, дескать, как она так могла поступить с ним – и это после всего, что он для нее сделал? Одел, обул, вывел в люди, накормил и обогрел! И вывез на Тайвань! Чего ей не хватало, и, вообще, как она посмела, и он ей еще покажет!
Полине пришлось собрать в кулак все свое спокойствие и выдержку – она осторожно, но очень настойчиво высвободила руку, отстранилась от Аполлинарияа и, дождавшись, пока напор его голоса понизится на несколько десятков децибел, принялась объяснять ему, что не все так плохо в жизни, а нужно просто смотреть шире.
– Вот посмотри на себя – на кого ты сейчас похож? Ты же серьезный бизнесмен, а не какой-нибудь забулдыга, чтобы ходить в таком виде! Это первое! Второе, ты хоть представляешь, что ты вчера натворил? Где ты теперь собираешься брать товар для своей фирмы – швейцарец вне себя от гнева, и теперь трудно представить, что он и дальше будет вести с тобой дела! В-третьих, если ты не перестанешь орать, я вызову полицию или сама начну орать так, что ее вызовут служащие отеля, а я напишу на тебя заяву, а они подтвердят!
Дальше она продолжала в таком же духе – что, мол, не он ее вывез, а она сама с ним поехала добровольно, и она дама самостоятельная, и сейчас, чтобы уберечь бизнес Аполлинария от неминуемого разорения после сцены в ресторане, собирается встречаться со швейцарцем и просить его сменить гнев на милость. Так что Аполлинарий ей уже должен! И чтобы он больше не смел приставать к ней с такими идиотскими семейными сценами, тем более – на людях!
Аполлинарий обмяк – неожиданно он все вспомнил и осознал размер катастрофы, произошедшей вчера. Швейцарец был его эксклюзивным поставщиком и давал ему цены, которые позволяли фирме Аполлинария демпинговать на рынке Москвы. Если больше таких цен не будет, то бизнесу и, соответственно, благосостоянию Аполлинария скоро придет конец. И он, словно малый ребенок, позволил Полине отвести себя в номер, умыть лицо, раздеть и уложить в постель. Ему хватило сил только на то, чтобы вяло махнуть ей рукой на прощание.
– В конце концов, если ей удастся уболтать швейцарца все забыть, так будет даже лучше! – напоследок подумал Аполлинарий и провалился в какую-то бездонную дремоту, где ему снились огромные нильские крокодилы с головой Жоржа Сименона, которые грозились понаделать из него сумок и ремней.
Но оставим его.
Полина, во второй раз спустившись в холл, демонстративно отвернулась от китайцев, которые смотрели на нее с ресепшина, и вышла на улицу. По времени машина уже должна была прийти. Полина увидела роскошный длиннющий белый лимузин, а около него – давешнего помощника швейцарца, который передавал ей визитку. Она помахала ему рукой, он согнулся в поклоне и, открыв дверь лимузина, попросил ее сесть.