Соломон сиял счастьем, но Финт опасливо возразил:
– По мне, так ничем не лучше азартной игры. А если играешь на деньги, того гляди без штанов останешься.
Онан, про которого все забыли, жалобно заскулил из-под стола.
– Действительно, возможно и такое, но, ммм, я тебе так скажу: азартная игра игре рознь. Вот взять хоть покер. Суть покера в том, что ты наблюдаешь за людьми, а тебе, юноша, в этом деле равных нету. Ты читаешь по лицам. Таки не знаю, как тебе это удается, – это дар, не иначе. Вот и с финансами то же самое – с людьми нужно держать ухо востро, и «Мистер Куттс и К°» об этом ни на минуту не забывают.
– Тебя послушать, так они жохи вроде меня! – заметил Финт.
Соломон улыбнулся.
– Ммм, это чрезвычайно интересная философия, Финт, но я бы не советовал распространяться о ней перед джентльменами из банка Куттса. Помни, очень трудно удержаться в бизнесе, имея дурную репутацию, а они держатся, и еще как. – Соломон поморщился: ароматы высыхающего пиджака перебивали даже Онанов вклад в атмосферу мансарды.
– Мне страшно жаль, что с костюмом так вышло, – посетовал Финт, но Соломон только отмахнулся, издав нечто вроде «фуууй».
– Из-за Иакова не переживай, – промолвил он. – Чтоб Иаков да рассердился на покупателя, у которого денег куры не клюют? Кроме того, конская моча, как известно, одежду чистит лучше лучшего – не все, правда, это ценят, хотя все знают, что пахнет она как хороший сидр, с фруктовой такой нотой. А теперь предлагаю лечь пораньше, как только ты отмоешься, потому что завтра нам предстоит ужинать с очень важными людьми и я со стыда сгорю, если станут говорить: «Вы только гляньте на этого беспризорника-переростка, сразу видно, он совершенно не умеет себя вести». А ведь того гляди скажут: возможно, ножом и вилкой он пользоваться умеет, но вот, ммм, лопаточку для рыбы отродясь в руках не держал; и примутся перешептываться: «А ведь он наверняка громко чавкает, когда суп ест», а ты, Финт, да позволено мне будет заметить, частенько этим грешишь. Если туда званы такие люди, как мистер Дизраэли, тебе должно быть джентльменом, и, ммм, похоже, у меня меньше дня на то, чтобы тебя в такового превратить. Одними деньгами тут не обойдешься.
Финт поморщился было, но Соломон продолжал громогласно вещать – с ветхозаветной непоколебимостью, потрясая праведным перстом, словно того гляди швырнет наземь скрижали Завета. Тогда бы дом точно обрушился – учитывая, что балки и без того поскрипывали и постанывали под весом бессчетных семейств, заполонивших здание.
Воинственно выставив вперед бороденку – точно выдвинув авангард, – Соломон втолковывал:
– Это вопрос гордости, Финт; у меня она есть, а тебе ею еще предстоит обзавестись. Утром мы первым делом сходим навестим мистера Куттса, а потом таки посмотрим, не сыщется ли в Лондоне цирюльник, способный наилучшим образом постричь и побрить клиента, не зарезав его при этом бритвой. Я как раз знаю подходящего.
Не успел Финт и слова вставить, перст вновь вознесся, моря расступились, загрохотал гром, потемнели небеса, в панике разлетелись и попрятались птицы. Или, по крайней мере, все это произошло в четырех стенах мансарды и в воображении Финта.
– Не спорь со мной, – свирепо заявил Соломон. – Здесь тебе не клоака. Когда речь идет о финансах и банковском деле и приведении тебя в божеский вид, главный тут я. Таки доказано на опыте. И заруби себе на носу, что впервые за всю твою жизнь я настаиваю и требую! Не время спорить со старым другом. В конце концов, я ж тебе не объясняю, как работать в канализации.
Перст, устав пронзать воздух, присоединился к своим собратьям-пальцам, прибой отхлынул назад, темные небеса уступили место безмятежному, пусть и грязноватому вечернему зареву; грозный перст, исторгающий громы и молнии, в воображении Финта поблек и погас, а Соломон, разом умалившись, попросил:
– Теперь будь так добр, сходи выведи Онана по его надобности, – и можно на сегодня прикрывать лавочку.
Когда Финт с собакой сбежали вниз по лестнице, в небесах еще догорал последний отсвет. Следуя неписаному правилу, юноша спустил Онана с поводка и, отвернувшись, принялся глазеть по сторонам, словно и знать не знал, чем там занята собака. Кое-где мерцали огоньки, но редкие, по пальцам перечесть можно – ведь свечи денег стоят. Уж таковы лондонские плеяды: случайная звезда-другая да свеча в окне, что жертвует толику своего жира неблагодарным улицам. Если в это время суток видишь свечу в окне, значит, какой-то бедолага помер, а не то, так другой бедолага родился. Свет нужен, если позвали повитуху, – и свет обозначает смерть. А если смерть приключилась в не столь мирных обстоятельствах – если случай из тех, каким заинтересуются пилеры, – тогда понадобится коронер, а значит, и вторая свеча.
Размышляя обо всем об этом, Финт прикрикнул на Онана: «фу!» – пес уже нашел чего погрызть, – и тут в голове тихо звякнул звоночек: юноша внезапно осознал, что в темноте кто-то неслышно к нему подкрался – и теперь к горлу его приставлен нож.
Раздался тихий голос:
– Тебе, мистер Финт, известно местонахождение кой-чего важного, а я слыхал, тебя тут побаиваются, потому как все, дескать, знают, ты – парень непростой, раз уделал Суини Тодда. Но я? Я скажу, нет, враки, как есть враки, так? – раз всего-то и надо, что покараулить прямо здесь да пригрозить тебе, когда ты выйдешь проветриться перед сном, дожидаясь, пока вонючая шавка еще больше загадит мостовую, так что законопослушным жителям вроде меня и ступить-то некуда. Не вини себя, мистер Финт; многих бедолаг привычка сгубила, а я слыхал, ты парень с мозгами. Так вот, мы тут одни, ты, я и шавка, и жить шавке осталось недолго, после того как ты мне выложишь все, что надо, и я с тобой покончу. Один короткий вскрик посреди трущоб, и все, нету тебя. То-то порадуется мой наниматель, мистер Ушлый Боб. Так вот, мистер Финт, если можешь, выкладывай, где девчонка с золотыми волосами; а если не можешь, все равно тебе крышка.
В теле Финта не дрогнул ни один мускул, если не брать в расчет сфинктер. Но вот в мозгу его пронеслось имя Ушлого Боба, и Финт промолвил:
– Я тебя не знаю. А ведь думал, мне в любом из округов каждая рожа знакома. А вы бы не представились, мистер? В конце концов, я вряд ли поделюсь с кем-нибудь этими сведениями, так?
Лезвие чуть касалось основания Финтовой шеи. Онан почти наверняка бросится на врага, если подать ему сигнал, но приставленный к шее нож очень способствует тому, чтоб тщательно взвесить все «за» и «против». Шея, как знал Финт, штука крепкая, жилистая, вполне способна выдержать вес крупного мужчины, что наглядно демонстрируют тайбернские виселицы, и проткнуть ее порою непросто, если не знать, куда целиться. Но вот резануть по шее – милое дело.
Невидимка замолчал; если бы Финт не ощущал над ухом чужое дыхание, он, пожалуй, и знать не знал бы, что рядом кто-то есть. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове юноши. Невидимке нравится, что Финт беспомощен и полностью в его власти; есть такие люди, что правда, то правда; но этому типу никогда не стать жохом. Если настоящий жох хочет тебя убить, жох рассусоливать не станет.