Забавно все-таки текут мысли человеческие, забавно возникают, забавно сменяются другими! Почему-то сначала Александр подумал, что если снимет плавки, то его фигура по цвету будет изрядно напоминать фигуру неожиданной гостьи: загорелые торс и ноги – и белая полосочка на бедрах. Следующей мыслью была такая: снимать плавки ему совершенно не хочется! А потом вдруг, ни в тех ни в сех, как говорят нижегородцы, его словно прострелило: а ведь доктору Меншикову вряд ли удастся почить на лаврах открывателя теории анаэробных бактерий как возбудителей гиперарсеникума! Прежде всего потому, что эта теория предполагает отсутствие сознательного злоумышленника. Анаэробные бактерии, при всех своих уникальных свойствах, не умеют писать записки и передавать привет от некоего Бушуева. Они не умеют заманивать врачей «Скорой помощи» в сладострастные ловушки и мешать им уезжать на Дальний Восток, дабы искать помощи для человека с бронзовой маской на лице. Вдобавок слишком кратки контакты Манихина с почвой: он же не лежит в земле, а лишь изредка касается ее руками. Другое дело, если бы вся земля в его комнатном саду была обильно полита раствором мышьяка. Но в таком случае растения зачахли, пожелтели бы, а они, сколько помнил Александр, имели вполне здоровый и зеленый вид. Значит, и впрямь дело не в этом. Надо искать что-то другое… вернее, искать кого-то.
Как же он не осознал сразу, какую ошибку совершил враг Манихина, воспрепятствовав поездке Александра на Дальний Восток? Он вышел из тени на свет. Он обозначился, он даже назвал себя!
А ведь Бушуев мог тянуть этот процесс наслаждения местью до бесконечности. Почему же он вдруг объявился? Ошибка это или сознательный ход? Не значит ли это, что он уже вполне налюбовался на дело своих рук, на картину мучений своей жертвы, и готов завершить работу – нанести окончательный удар?
Скорее всего именно так и есть. Получается, что хватит Александру тут валяться, на этом кожаном диване. Надо побыстрее добраться до Палкина и вытрясти все, что ему известно о загадочной особе, любительнице случайного секса с людьми в белых халатах!
Александр схватил джинсы и торопливо натянул их. Потянулся к майке – и вдруг вспомнил о другой загадочной особе, тоже любительнице случайного секса – правда, с людьми раздетыми, ибо кто же ходит в баню в белом халате?!
Отбросив майку, но не снимая джинсы, он заглянул в комнату с бассейном – и сразу увидел незнакомку, которая вполне могла бы послужить рекламой сего банно-интимного комплекса с манящим названием «Русалка». Девушка бултыхалась в неестественно голубой воде (чудилось, в ней только что искупалось целое стадо упертых геев!) и словно бы в упор не видела возникшего на бортике клиента.
– Извините, но я ухожу, – счел нужным предупредить ее Александр.
– Как? – Девушка нащупала ногами дно и встала, приподняв над голубой водой очень даже недурные груди. В призме воды туловище ее казалось карикатурно-коротким, однако глаза сделались совершенно такими же бирюзовыми, как красящий пигмент. – Почему? Вы что, обиделись, что я к вам не подошла? Но вы же сами хотели, чтобы я сразу прыгнула в бассейн и там ждала, а вы как бы подплывете незаметно…
Александр невольно смерил взглядом бассейн. На таком-то ничтожном пространстве, учитывая абсолютную прозрачность воды, незаметно подплыть могла разве только невидимая глазом бактерия. Анаэробная, к примеру!
– Кто вам сказал, что я вообще заказывал девушку? – спросил он, поняв, что налицо явное недоразумение, и стараясь говорить возможно вежливее.
– Ну, в рецепшн сказали, – растерянно пробормотала она, – что господин из шестого номера просил…
– Дитя мое, – отеческим тоном промолвил Александр, – вы просто не туда попали. Это пятый номер. Поэтому… – Он пожал плечами. – Вот так вот!
– Мать моя женщина! – выразилась гостья с таким изумленным видом, как будто раньше полагала, что ее произвел на свет мужчина. С другой стороны, родилась же Афина из головы отца своего Зевса, так что был прецедент… – Да я что же, двери перепутала?!
– Бывает, – хмыкнул Александр. – Но теперь есть шанс исправить ошибку.
Девица двинулась к металлической лесенке, раздвигая руками воду и ворча:
– Ну я и лоханулась… это ж надо так лохануться! Главное, он мне сказал, что клиент рыжеватый такой, в годах, а вы-то молодой и блондинчик… Как же я сразу не врубилась?!
В отличие от рассеянной русалки «молодой блондинчик» врубился мгновенно. Рыжеватый клиент? Да ведь Палкин и есть рыжеватый! Это к нему в шестой номер направлялась девица!
– Секундочку, – быстро сказал Александр. – Я передумал. Оставайтесь в бассейне и ждите меня. Я… пойду разденусь и… и закажу выпивку. А вы плавайте и никуда не уходите. Договорились?
– Но как же… – растерялась она, то берясь за перила лесенки, то отпуская их. – Тот господин уже оплатил заказ…
– Сколько стоят ваши услуги? – спросил Александр.
В несусветно бирюзовых очах что-то такое промелькнуло, и девица – воистину на голубом глазу! – пролепетала:
– Триста в час.
Нормальному врачу из «Скорой помощи» эта ставка бы показалась больше чем жизнь, однако, когда доктору Меншикову попадала вожжа под хвост, ему море было по колено. Не говоря уже о каком-то бассейне!
Он вынул из кармана три сотенные и одну пятидесятку, положил на лавочку в уголке, где было сухо:
– Вот ваш гонорар. Еще и чаевые. Сидите и не рыпайтесь, понятно? Ждите меня.
Она кивнула с заговорщическим видом, и Александр захлопнул дверь.
Надел майку, сунул сзади за пояс джинсов «Век криминалистики». Надел сандалии, пригладил волосы. И осторожно выглянул в коридор.
За стойкой портье, к счастью, не было. Александр шагнул вперед, потянул на себя дверь шестого номера – та легко приоткрылась. Значит, Палкин еще не потерял надежду на выполнение заказа.
Александр вошел в номер – точную копию того, который только что покинул. Сходство усугублялось тем, что на диване полеживал человек… Сходство начисто уничтожалось тем, что это был не «молодой блондинчик», а рыжеватый тип этак под пятьдесят. К тому же без плавок.
Это был Палкин, и при виде его вальяжной фигуры, вполне готовой к удовольствиям, купленным за те самые тридцать сребреников, Александр почувствовал острое желание почесать кулаки об эту похотливую физиономию.
Он дождался, пока у Палкина сделались квадратные глаза, а потом обернулся через плечо к приоткрытой двери и сказал – негромко, но так, чтобы фельдшеру-предателю все было слышно: