Назавтра снова в поле на турнире
В забавах величавых, чтоб Король
Мог, отпуская вас, полюбоваться
На членов ордена непобедимых
И насладиться делом рук своих.
Альфред Теннисон. Святой Грааль
Собрание “Клуба начинающих спорщиков” состоялось в пятницу, 16 июня В 1894 года. Председательствовал мистер Вернед.
Мистер Форд ем представил доклад “О наших перспективах”. Он полагает, что среди вопросов, омрачивших и вконец отравивших детство каждого из присутствующих, ни один не может соперничать с навязшим в зубах: “Итак, молодой человек, кем же вы собираетесь стать?” (Эти слова, произнесенные с прекрасно знакомой присутствующим интонацией директора школы, вызвали бурю восторга.) Мистер Форд ем глубоко убежден, что нежный возраст и незрелые интеллектуальные способности юного создания никоим образом не позволяют предполагать в нем жара и пророческого вдохновения, необходимого для ответа на подобный вопрос. Но поскольку мы (Спорщики) уже вступили в пору увядания (тут мистер Лэнгдон-Дэвис изъявил желание показать “козу” мистеру Морису Соломону, но председатель был вынужден строго пресечь этот порыв дряхлого потомка Адама), с нами дело обстоит совершенно иначе. Мы уже достаточно вкусили пороков и скорбей мира сего, чтобы нам было по силам… (Мистер Бентли, замогильным голосом: “… навсегда от него отречься”.) Мистер Форд ем выразил надежду, что Бентли впредь не будет дерзить, а также заметил, что не потерпит неуважения, и поспешил закончить фразу: “… чтобы нам было по силам предвидеть, как они на нас скажутся”.
“Мне любви не знать вовек!” —
Молвил юный сэр Гюйон.
“Жизнь покажет, человек,
Не клянись!” —услышал он.
Стопфорд Брук [26]
В просторной гостиной заветного заповедника и охотничьих угодий современного романиста, к коим отсылает читателя название этой главы, стоял мрачного вида молодой человек в пенсне, который – так, по крайней мере, ему казалось – никак не годился в персонажи любовного романа. Он был поглощен непростой задачей, а именно пытался запомнить, как звали его кузин, которым его в очередной раз представили.
Младшую из них, барышню семнадцати лет по имени Дороти, он знал чуть ближе, а потому раскланялся с ней с чуть меньшей чопорностью, чем обычно предназначалась его родственникам. Когда спустя несколько мгновений его препроводили в сад, усеянный, как выразились бы геральдисты, викариями и юными дамами, он вдруг оживился и сбросил с себя суровую мрачность, завидев высокого и весьма неряшливого молодого человека, которого невозможно было отнести ни к одной из вышеназванных категорий. Со свойственной ему молчаливой стремительностью наш герой приблизился и, протягивая руку, полюбопытствовал:
– Честертон, позвольте узнать, пользуясь изящным речением Локка, как вы поживаете?
Высокий и неряшливо одетый молодой человек порывисто обернулся, и на его лице выразилась радость, какую редко увидишь при таком скоплении духовенства. Ответил он, впрочем, довольно резко:
– Бентли, какого лешего ты здесь делаешь?
– О, все как обычно, ничего нового. Окно кухни было открыто, дотянуться до корзинки со столовым серебром ничего не стоило, вот ян…
В эту минуту одна из вечно хлопочущих и готовых помочь тетушек, особого и загадочного вида (обитающего на многолюдных приемах), устремилась к друзьям и объявила, что решительно намерена представить их новому викарию. Его коренастое, кареглазое, на вид весьма благоразумное и благочестивое преподобие было поглощено чинной и глубокомысленной беседой со стайкой юных леди, интересы которых ограничивались приходскими новостями, и, несмотря на все свое благочестие и здравый смысл, порой поддавалось обаянию этого общества. Но, как только апостол прекрасных дам заметил приближение двух гостей, невозмутимость внезапно покинула его, и он поразил своих слушательниц громким и радушным возгласом: “Здорово, Чудик!” Столь примечательное превращение заставило дам удивленно переглянуться, и всему собранию стало вдруг очевидно, что достопочтенный Эдвард Форд ем в представлении не нуждается.
– Что с Лэнгдон-Дэвисом? – сходу выпалил нареченный Чудиком.
– Вот уж не знаю, где его носит… То есть не имею ни малейшего представления, – сдержанно ответствовал викарий. – Думаю, он уехал в Бельгию или Тунис, ну или что-то в этом роде… Продался подороже и записался в армию.
– Надо ли понимать это так, – спросил Бентли, – что наш бедный друг продался первоврагу, или… – тут он вспомнил, что говорит с особой духовного звания, но не пожелал отступиться, – … или дьяволу?
Особа духовного звания натянуто улыбнулась.
– Нет, пока нет, насколько мне известно. Но в последнюю нашу встречу он собирался стать офицером какой-то европейской армии или что-то в этом духе. Да, Чудик, разреши тебя представить: это мистер Честертон – мисс Дороти Грэй, мисс Гертруда Грэй.
Мистер Честертон подал руку юным леди – брюнетке и невероятного оттенка шатенке, которые тут же весьма остроумно высказались о погоде. Никому из смертных не под силу более пяти минут поддерживать беседу с двумя дамами одновременно, так что вскоре Бентли оказался в компании своей кузины Дороти, чье дружеское расположение так ценил, поскольку она, единственная из присутствующих особ противоположного пола, была способна относиться к духовным лицам с юмором. Всякий здравомыслящий читатель сразу поймет, к чему в конечном счете приходят подобные действующие лица в предложенных обстоятельствах, а потому необходимо сразу же объяснить тот весьма специфический и, скажем не без гордости, весьма оригинальный принцип, которому мы намерены следовать в нашем повествовании. Составители этой провидческой хроники, лично не слишком искушенные в любовном искусстве, в настоящий момент находят подробное описание соответствующих сюжетных линий чрезвычайно отталкивающим, а потому предполагают представить все безусловно благопристойные любовные эпизоды посредством отточий. Желающие могут сами домыслить детали, а юный и невинный читатель скорее перейдет к более подходящим для него страницам, повествующим о ненависти, опасностях и разрушениях.
Далее следует вставка., сделанная рукой Э. С. Бентли. По-видимому, Бентли, который должен был закончить главу, не сделал этого, а затем примерно десять лет спустя добавил следующее примечание.
Джентльмен, представленный выше как мистер Честертон, был из тех, кто скрывает гениальность под обликом весьма умного человека. С юных лет он был наделен способностями к рисованию и стихосложению, которые, судя по его учебникам и тетрадям, проявились в самом начале его карьеры, во время учебы в школе св. Павла. Затем он стал председателем Клуба начинающих спорщиков. Именно в этот период его литературные опыты признали подающими надежды, а ряд публикаций в малотиражном журнале “Спорщик” привлек к себе внимание нескольких лиц, которые настоятельно советовали послать стихи и в другие журналы, дабы сделать их достоянием широкой публики. Вскоре он окончил школу св. Павла, после чего продолжил образование в разнообразных училищах искусств, и к моменту написания этих заметок его считали художником с невообразимо блестящим будущим, а его журнальные публикации, посвященные самым различным предметам, как и два небольших сборника стихов, встретили восторженный прием у многих критиков. Мистер Честертон подошел на опасно близкое расстояние к роли “восходящей звезды” и сумел избежать этого постыдного клейма лишь благодаря своей почти оскорбительной и самозабвенной скромности, которая не позволяла ему публиковать более десятой части написанного и в то же время заставляла густо краснеть, если кто-то отваживался заговорить с ним о его сочинениях. Но поначалу хвалы его талантам воздавали лишь двое друзей, одним из которых был уже знакомый нам мистер Бентли, адвокат, временами пятнавший свое высокое призвание и честное имя написанием газетных заметок и книжных рецензий. Вторым был мистер Олдершоу. Он начал карьеру как многообещающий журналист и вместе с мистером Бентли положил начало тому, что последний называл “честертонианскими беспорядками”. Иными словами, им удалось поднять прегромкий шум вокруг вышеозначенных поэтических сборников, тем самым создав мистеру Честертону репутацию известного поэта. Мистер Бентли старательно поддерживал этот ажиотаж, время от времени замечая в своих рецензиях что-то в таком, например, роде: “Из весьма осведомленного источника нам известно, что мистер Честертон, молодой поэт, заканчивает работу над значительным сочинением, которое будет посвящено” и т. д. и т. п. Стихотворения “молодого поэта” пользовались бешеной популярностью, и мистер Олдершоу время от времени публиковал пространные критические заметки под заголовками “Гилберт Честертон, поэт и художник”, “Гилберт Честертон и его произведения” и тому подобными.