Сен-Лоран был лучшим дизайнером в мире, но до вчерашнего дня Надин не могла бы признаться в этом даже самой себе. Сегодня она была свободна. Она сбросила тиранию хнычущего, нервного инфанта Жана Франсуа и могла наконец забыть о его вечных истериках. На этот раз она могла потратить столько, сколько захочет. После вчерашнего разговора с Альбеном Надин намеревалась выбросить все, что она носила раньше. Все, к чему Альбен имел отношение. Их встреча прошла мирно. Они обменялись всего лишь несколькими словами. Надин зашла в кабинет к Жану Франсуа и без обиняков объявила, что отныне ему придется обходиться без нее.
— Понятно, — ответил модельер без всякого выражения. Вероятно, он был ошарашен.
— Вы должны понять, Жан Франсуа, что теперь… — Надин долго отрабатывала этот многозначительный жест. Она как будто говорила: у меня нет больше времени на ваши глупые выходки, вам придется биться в одиночку, и ваша мелкая жизнь разлетится вдребезги, потому Что я не намерена впредь решать ваши проблемы за вас.
— Я все понимаю, Надин. Что ж, все, что ни делается, все к лучшему. Простите меня, но в примерочной сейчас принцесса Грейс, и я обещал, что подойду к ней. Я увижу вас сегодня у нее на ужине? Нет? Ах да, конечно, вы же еще в трауре. Тогда до скорого, да? — Он сухо поцеловал ее в щеку, словно клюнул, как целовал всех, и заторопился прочь, что-то напевая себе под нос. Альбен на ходу приказал секретарше принести кофе в примерочную и остановился только затем, чтобы приласкать своих афганских борзых, лежавших у входа в его кабинет.
— Ах, мои красавицы, вы самые прекрасные создания из всех, созданных богом, да, мои детки, да, — проворковал Жан Франсуа и скрылся за углом.
«Отличная игра», — решила Надин. Он бы мог одурачить кого угодно. Но она-то знала, что нанесла ему серьезный удар, за которым определенно последует одна из тяжелейших депрессий. Но если бы Надин так хорошо не знала Альбена, она бы решила, что ее слова… рассмешили его. Неужели такое возможно? Разумеется, нет, одернула она себя и принялась неодобрительно рассматривать женщин, сидевших вокруг нее.
Сейчас не время заказывать новые платья. Эти женщины из провинции или иностранки, и им просто приятно находиться здесь. Надин не нравилось это общество, но не носить же и дальше вещи от Альбена. Все-таки что могло так развеселить Жана Франсуа?
Если она попросит мадам Виолетту, то ее заказ выполнят в рекордные сроки. Надин записывала в блокноте номера моделей, стараясь не вспоминать разговор со своим адвокатом мэтром Жиро, состоявшийся этим утром. Она отправилась к нему, пытаясь убедить в необходимости и дальше расследовать жизнь этой сучки, матери Фов. Но, узнав о свидетельстве профессора Даниэля из Авиньона, мэтр Жиро сказал, что ее дело закрыто. Надин пошла к другим адвокатам, но все заявили ей в один голос: она должна смириться. Ничто не помешает Фов получить 25 процентов от состояния, как и предполагал Мистраль. Надин придется довольствоваться 75 процентами, объявили ей, как будто это изменит тот факт, что ее обокрали!
Как типично для ее адвоката повернуть все так, чтобы даже в случае проигрыша за ним осталось последнее слово, думала Надин. Она сказала ему, что он проявил преступную некомпетентность. И этот Жиро имел наглость возразить, что с самого начала уговаривал ее не оспаривать завещания. При воспоминании об этом вопиющем поведении карандаш Надин переломился пополам, так сильно она на него нажала. Мадам Виолетта, стоявшая в глубине салона и наблюдавшая за клиентками, немедленно принесла ей другой.
На подиуме появились манекенщицы в брючных костюмах, напоминающих мужские, с той особой утрированной ноткой, свойственной Сен-Лорану, которая никак не удавалась Альбену. Это в ее стиле, решила Надин. Именно то, что ей нравится. Она перевернула страницу.
Женщины, сидевшие с ней рядом, смотрели на колонки номеров в ее блокноте с неприкрытой завистью. Надин могла бы расхохотаться им в лицо. Каково это, приходить сюда и знать, что можешь позволить себе только одну вещь? Даже представить невозможно… Заглядываешь в шкаф, а там всего один костюм от дизайнера? Это все равно что сидеть на хлебе и воде 365 дней и есть нормально только раз в году. Зачем они вообще приходят? Надин отмечала номера жадно, со знанием дела. Ей не терпелось уйти в примерочную и увидеть себя в этих нарядах.
Ах, черт, и почему этот глупый мэтр Жиро не сказал ей, что текст завещания опубликуют? Почему он не предупредил, что репортеры помчатся в Экс и прочтут копию, хранящуюся там? Неужели этот тошнотворный самоуверенный слизняк, считающий себя мужчиной, не предвидел того, что последнюю волю ее отца переведут на все иностранные языки и опубликуют во всех столицах?
Во всяком случае, так ей сказал Филипп. Но мнение Филиппа ее больше не интересовало. Она выкинула его из дома в тот самый день, когда завещание Мистраля появилось на страницах «Монд» и «Фигаро». Велела выметаться сию же секунду. Забавно было наблюдать, с какой скоростью ее супруг собирал чемоданы. Он даже не пытался протестовать.
Надин решила, что Филипп догадывался о таком исходе и заранее собрался с духом. Мужчина с его опытом не мог не понимать, что, как только его жена получит деньги, она немедленно избавится от него. Вероятно, он готовился к этому дню еще со смерти Мистраля. Надин должна признать, что Филипп хорошо соображает, когда дело касается денег.
В любом случае, с облегчением вздохнула Надин, ей больше не придется оплачивать его счета, разбираться с его долгами и прислушиваться к его мнению. Для нее имеет значение только мнение ее друзей. Они поймут, что Мистраль впал в маразм, был болен, сошел с ума. А все остальные ничтожные существа, населяющие мир, едва прочитав новости в газетах, сразу же о них забыли. Месье Филипп Дальма считает, что она вылила себе на голову ведро с помоями? Ради бога! Типичная точка зрения для бонвивана на склоне лет и без гроша в кармане. Как он объяснит тот факт, что ни одна живая душа не заговорила с ней о завещании?
Разумеется, существует одно-единственное объяснение. Никто не упоминает последнюю волю Мистраля в разговорах с ней, чтобы не ставить ее в неловкое положение. Вчера она встретила случайно Элен и Пегги у магазина «Гермес», и ни та, ни другая ничего ей не сказали о завещании. Правда, они не выразили ей соболезнований, приличествующих случаю. Они вели себя так, словно в ее жизни вообще ничего не произошло с того времени, когда они виделись в последний раз. Пожалуй, они были немного бесцеремонны.
Иногда даже самым воспитанным людям непросто говорить о смерти. Ведь именно поэтому соболезнования выражают письменно, а не по телефону, верно? Элен и Пегги. Нет, они не насмехались над ней. Если бы отец одной из них оставил подобное завещание безумца, у Надин хватило бы такта и стиля пошутить над этим, но она бы сделала это вслух, в лицо, чтобы пострадавшая сторона поняла, какие это пустяки, никоим образом не отражающие настоящего положения дел. Надин достала крошечный носовой платок и промокнула лоб. В салоне Сен-Лорана слишком жарко.
Вот они, короткие платья для коктейля. Она всегда любила эти произведения кутюрье, эту бравурность фламенко. Ей никогда не нравились наряды от Альбена с их классической, приглушенной сексуальностью. Он всегда во всем чересчур старался, этот Альбен.