Фрагменты | Страница: 43

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Лена нашлась.

Впервые с того момента, как он «постучался» к ней с просьбой подружиться, Лены не было в Сети. Но не это было странным. Вместо привычного онлайн там красовалась надпись: была в Сети 4 апреля 2014 года. Грише не надо было напрягаться, чтобы вспомнить, какое сегодня число, – этого не требовалось. Ее не было в Сети полгода. Он не верил своим глазам. На фото девушка та, имя то. Что со временем? Что-то сбилось на сайте?

Гриша заглянул в анкету девушки – ссылка на страницу в VK там была. Он нажал на нее и затаив дыхание принялся ждать. Была в Сети 4 апреля 2014 года. Что это?! Сбой и здесь?! Он пролистнул страницу вниз. Увиденное его повергло в шок.

Помним, любим, скорбим…

Безвременно ушла…

Погибла…

Приносим свои соболезнования…

Стена скорби и плача какая-то.

До него долго доходило, что же все-таки произошло. Не мог же он общаться с мертвой. Не мог. Это из репертуара каких-нибудь «Баек из склепа» или сетевого фольклора. Нет же! Она была живая! Гриша брал ее за руку, он слышал ее дыхание… Хотя сейчас он не был в этом уверен. Слышал ли? Брал ли? Кто-то знавший о ее смерти решил посмеяться над ним? Стоп! Он снова всмотрелся в фото девушки. Она, бесспорно, она. Григорий вышел из VK, а потом и из браузера. Либо он встречался с призраком, либо сошел с ума. Оба варианта дерьмовые до неприличия. Почему он не взял у нее номер мобильника? Потому что она всегда была онлайн, всегда доступна для беседы. Телефон не требовался. Гриша ощупал карманы джинсов, посмотрел на стол. Мобильника не было. Он не помнил, чтобы звонил с него. Теперь ему казалось, что он даже не брал его на свидание. Он звонил… нет, жене он звонил с домашнего. Салтыков посмотрел в угол комнаты, где на табуретке стоял старый проводной телефон. Но сейчас почему-то он стоял на полу. И тут телефон зазвонил. Салтыков вздрогнул и медленно пошел к аппарату. Дребезжание стихло, как только Гриша подошел к телефону. Салтыков опустился на колено, протянул руку к трубке и тут же убрал. Ему некому было звонить, единственный номер, который он знал наизусть, это домашний номер. Бывший домашний номер.

Он снова поднял трубку, быстро, будто боялся передумать, и не задумываясь набрал номер бывшей жены. Гриша собирался положить трубку, когда ему ответили.

– Да, – произнес уставший женский голос. – Говорите!

– Настя, привет, – сказал Салтыков. – Это Григорий.

– Кто это?

Он собирался повторить, когда понял, что этого совсем не требуется.

– Вы зачем мне звоните?

– Настя, это я.

– Послушай, придурок. Я сейчас запишу твой номер и передам в полицию. Там будешь объяснять, почему ты решил назваться моим мужем. Он умер, ублюдок!

– Настя?

– Ублюдок!

Пронзительные гудки сбивали с мысли. Гриша уронил трубку и уставился на подсвеченные кнопки телефона. Он ошибся номером, и муж незнакомой ему женщины умер. А еще Гриша умудрился познакомиться с мертвой девушкой и даже сходить с ней на свидание. А еще… еще куда-то запропастилась эта чертова табуретка. Он медленно встал – ноги его не слушались, норовили подогнуться. Салтыков боялся ее увидеть там, куда вели все его догадки. Догадки, построенные на фактах, впитанных в мозг с таким трудом. Он умер… Помним, любим, скорбим… Примите наши соболезнования… Была в Сети…

Табуретка лежала на боку в центре комнаты. Света от настольной лампы хватало, чтобы разглядеть, что никакой петли над стулом нет. Но она была. Была точно. Ее срезали, чтобы снять тело. Он умер… Гриша медленно подошел к табурету, поднял и встал на него. Протянул руку и схватился за обрывок шнура. Воспоминания, словно электрический разряд, пронзили мозг.

Дождь шел тогда. После засушливого июля август разразился дождем. Погода скорее была характерна для поздней осени. Григорий промок насквозь, сумка с вещами мокрым комком лежала у ног. Войдя в съемную однушку, он не почувствовал себя дома, как и предполагал до этого. Он почувствовал себя на краю одиночества. Один неверный шаг, и он в свободном полете. Как и мечтал. Вот только беда, как теперь оказалось, летать он не умел. Ему уже не хватало семейных передряг, суеты, постоянно оспариваемых обязанностей. Он чувствовал себя опустошенным, будто выпили его до дна и выбросили на помойку.

Он осмотрел скудное убранство квартиры – письменный стол и вращающийся стул без спинки, но зато с подлокотниками стояли в правом углу, у окна. Платяной шкаф напротив, по той же стене, за шкафом стоял диван-малютка, а в углу слева от входа табурет с телефоном. Пусто, как и в его душе. В его жизни произошла ампутация, причем он не чувствовал себя организмом от которого отделили поврежденную часть. Он чувствовал себя частью тела, разрушенной гангреной и отрезанной от целого организма семьи. Кого он хочет обмануть здесь, в пустой чужой квартире? Если бы он был главой (головой) семьи, то развод был бы смертелен для обоих. А так он знал, что Настя легко найдет ему замену и будет счастлива, потому что Гриша был ничем иным, как ненужным отростком с минимумом функций, аппендиксом их организма семьи. Удалили и забыли. И только шрам в виде штампа в паспорте будет напоминать о том, что он когда-то был.

Пустота внутри его начала заполняться скорбью и печалью. Неимоверная тоска охватила его. Он оплакивал себя. Слезы начали душить его, когда он снял телефон и поставил его на пол. Он рыдал, когда ставил табурет в центре комнаты под металлический крюк для люстры. Шнур он достал из заднего кармана сумки для ноутбука.

Григорий все вспомнил и на секунду почувствовал ту же боль, что и тогда, когда осознал свою заброшенность и ненужность.

И вдруг он вспомнил о Лене. Слез с табуретки и подошел к столу. Сайт знакомств был открыт. Конвертик моргал, сообщая о новом письме. Салтыков сел за стол и открыл сообщения. Первым делом он просмотрел переписку с Леной. Она была на месте.

И что надумала?

Да так)) Ничего

Что, совсем?

Да есть кое-какие мысли)…

Как он предполагал, она успела дописать кое-что.

…Скоро ты сам все узнаешь.

Он видел, как карандашик шевелится (собеседник пишет ответ), поэтому решил дождаться.

Ты ведь уже узнал?

Он решился и написал:

Что именно?

Все

Более или менее

Несмотря на то что у него было много вопросов, ему не хотелось говорить о смерти ни о своей, ни о ее. Но она написала сама:

Мы мертвы

Несмотря на то что теперь это для него не секрет, ее слова обожгли. Кое-что все-таки требовало объяснений.

А как же наши прогулки… и кафе? – написал он.