Он отступил назад, и Айседора, а за нею и Джон вошли в дом, после чего хозяин закрыл за ними дверь. Реджинальд даже пошел на страшную жертву, предложив Корнуоллису ближайшее к камину место. При этом он и не подумал предложить его жене: настолько далеко его забота о ее здоровье не простиралась.
Рэмси Парментера Андерхилл помянул только за вторым блюдом, превосходнейшим рыбным пирогом:
– Как продвигаются дела у вашего человека, расследующего трагедию в Брансвик-гарденс? Сумел ли он вывести кого-нибудь из-под подозрений?
Хотел бы Корнуоллис ответить на этот вопрос с долей уверенности!
– К сожалению, нет, – признался он. – Ситуация такова, что в ней чрезвычайно трудно найти какие-либо доказательства. – Он откусил кусок пирога.
Лицо епископа потемнело:
– А можете ли вы авторитетно сказать, сумеет ли он завершить расследование до того, как репутации преподобного Парментера будет нанесен невосполнимый ущерб?
– Пока под подозрением остаются все члены семьи, – настороженно ответил Джон.
– Но вы говорили, что несчастная дочь Парментера уже готова свидетельствовать против него! – заметил епископ. – Она вот-вот допустит опасную оговорку, и весть распространится с быстротой огня. Так что подумайте о том ущербе, который могут нанести подобные слухи. Как мы сумеем остановить их, не имея доказательств? – Сила снедавшего Андерхилла страха ощущалась в его интонации. – От нас будут ждать потворства его поступку. Подумают, что мы покрываем его, что защищаем Парментера от последствий его преступления… Нет, капитан Корнуоллис, такой вариант совершенно неприемлем. Я не могу позволить себе подобную рискованную нерешительность. – Он распрямился. – Я говорю от лица Церкви. И пока получается, что мы не руководим событиями, а позволяем им диктовать нам, что делать.
Тон его заставил миссис Андерхилл скривиться. Она открыла было рот, однако любое сказанное ею слово могло только ухудшить ситуацию. Женщина посмотрела на гостя, потом на мужа, а потом снова на Корнуоллиса, который совершенно не хотел ссориться с епископом – с любым епископом, и уж во всяком случае, с тем, который был мужем Айседоры. Однако если он хотел сохранить свою честь, выбора у него не оставалось.
– Я не предприму никаких действий, пока не установлю истину, – ровным тоном проговорил Джон. – Если я выдвину обвинения против Рэмси Парментера и не смогу доказать их в суде, он останется на свободе, a подозрения падут на Мэлори Парментера или Доминика Кордэ, вне зависимости от того, виноваты они или нет. И если после этого я найду доказательства вины Рэмси, то не смогу уже ничего с этим поделать.
– Боже мой, я совершенно не хочу, чтобы вы обвинили его! – яростным тоном выпалил Реджинальд, уперев локти в стол. – Подумайте же головой, приятель! Это будет ужасно. Представьте себе, какой ущерб будет нанесен репутации Церкви. Вы обязаны отыскать нравственное, а не физическое доказательство его вины. Тогда у нас будет возможность переправить его в сумасшедший дом, где он никому не сможет нанести вреда, где о нем будут заботиться, тихо и благопристойно. При этом не пострадает его семья, и Кордэ без всякого скандала сумеет продолжить свою, вне сомнения, многообещающую карьеру в Церкви. Участь же Мэлори нас не касается. Он выбрал Римскую церковь.
Корнуоллис был возмущен. Он уже не мог сдерживаться.
– Я полицейский, а не врач, – отчеканил он ледяным тоном. – Я не имею никакого представления о том, безумен этот человек или нет. Мое дело – установить, совершил ли он данный поступок. A я не знаю, столкнул ли Рэмси Парментер Юнити Беллвуд с лестницы, тем самым вызвав ее смерть, или нет. И пока это не будет установлено, я не готов к любым заявлениям на эту тему. И вам придется смириться с этим, потому что альтернативы нет.
Он опустил нож и вилку в знак того, что готов прекратить трапезу.
Епископ в упор посмотрел на него и неторопливо проговорил:
– Не сомневаюсь, что когда вы получите время рассмотреть этот вопрос более полно, вкупе с последствиями того, что занимаемая вами позиция принесет Церкви, к которой вы, надеюсь, сохраняете некоторую лояльность, то пересмотрите свою позицию. – Он дал знак лакею, ожидавшему возле двери: – Питерс, уберите тарелки и подайте мясо.
Айседора зажмурила глаза и глубоко вздохнула. Руки ее тряслись. Она поставила бокал, чтобы не пролить вино.
Только ради нее Джон остался до конца трапезы.
В понедельник, примерно через час после завтрака, Доминик поднимался по лестнице, ощущая досаду от того, что он не мог отыскать свой перочинный нож. Он все куда-то засовывал – и забывал, куда именно. Должно быть, это результат того напряжения, которое все они ощущали. На полпути наверх слух священника уловил громкие голоса, доносившиеся из кабинета главы семьи. Слов он не разобрал, однако голоса принадлежали Рэмси и Мэлори, и разговор уже принял откровенно едкий характер. Обвинения и отрицания следовали с обеих сторон. Прежде чем Кордэ оказался на верхней площадке, дверь кабинета распахнулась, и из него вылетел Парментер-младший, хлопнувший за собой дверью. Лицо его раскраснелось, а напряженные губы сложились в тонкую, полную гнева прямую.
Доминик намеревался пройти мимо него, однако Мэлори, очевидным образом, еще не насытился битвой, и встреченный им гость представлял собой превосходную мишень для продолжения боевых действий.
– А не следует ли вам сейчас уже находиться в обществе прихожан или еще где-нибудь? – резким тоном вопросил молодой человек. – Вы могли бы принести им больше пользы, чем оставаясь здесь и утешая мать. Все равно любые ваши слова и действия окажутся бесполезными. – Он поднял брови. – Ну, разве что если вы признаетесь в том, что это именно вы убили Юнити… Вот это действительно было бы полезно!
– Ненадолго, – ответил ему колкостью Доминик. Случались такие моменты, когда Мэлори ужасно раздражал его – так было и в данном случае. Младший Парментер держался очень высокомерно, благодаря принадлежности к «единственной правильной вере», – и тем не менее позволял себе поступки чрезвычайно легкомысленные и порожденные злостью. – Потому что полиция почти непременно вскоре найдет истинного убийцу. Питт и в самом деле отличный специалист.
Он произнес эти слова с пренебрежением, и был вознагражден зрелищем внезапно побледневшего лица Мэлори. Собственно, священник и намеревался испугать его. В любом случае он был наполовину уверен в том, что сын Рэмси был виновен в смерти Юнити… В виновность самого Рэмси он верил меньше.
– O да, – проговорил Мэлори с той долей сарказма, которая была ему доступна и поддавалась контролю. – Я и забыл о том, что у вас в полиции родственники… Вашей покойной жены, не так ли? Странное семейство вы выбрали для брака. С точки зрения карьеры ход не слишком удачный. Вы меня удивили – при вашем-то честолюбии и стремлении оказаться в фаворе!
Они стояли на верхних ступенях. Внизу через холл прошла служанка со шваброй и ведерком воды в руках. Доминик заметил кружевной чепец у нее на голове. Повернувшись к своему оппоненту, он ровным голосом проговорил: