Артемьев засмеялся.
– Давай поищем с другой стороны.
Он разложил на столе две пачки ксерокопий.
– Посмотри. Это выписки того времени из книги регистрации крещения новорожденных в местной католической церкви. А это – он указал на второй листок – то же самое – в православной.
– Ого! Где Вы это достали?
– В католической церкви все книги сохранялись весь советский период. Им некуда было их эвакуировать. Они просто спрятали их в тайниках. Если ты знаешь, в советское время в Вашем костеле располагалась местная городская филармония, – он покачал головой, удивляясь изобретательности местных партийных чиновников, – в то время, когда в бывшей городской филармонии обустроили клуб культуры. А вот с православной церковью дела оказались более запутанными. Церковь, в которой крестили детей первые поселенцы города, после революции была снесена.
– А как же…?
– Священники сохранили книги в подвалах кладбищенской церкви.
– Остроумно. Но здесь очень много записей. За какой они период?
– Не догадываешься? Период из девяти месяцев после отъезда Павла Жонеса в Санкт-Петербург.
– Вы все еще считаете, что старый адмирал оставил здесь своего будущего наследника и намеревался его забрать.
– Эта гипотеза ничем не лучше и не хуже остальных. Кстати, у тебя есть какие-то другие соображения?
Догадок у меня не было. Я слишком плохо ориентировалась в событиях того времени. Да и думать мне об этом было некогда.
– Тогда начнем с того, что есть, – и он придвинул мне одну из стопок. – У меня слишком много времени ушло на поиски всего этого. В вашем городишке слишком мало людей интересуются историей своей малой родины. Я не успел просмотреть документы. Так что, у тебя есть возможность поучаствовать в историческом событии.
– Что Вы называете историческими событием?
– Установление идентичности потомка великого человека, вершившего историю четырех великих держав.
– Как выспренно! И в этом ворохе бумаги мы его найдем?
– Надеюсь. Вот фамилии тех аристократок, с которыми Жонес мог общаться до отъезда в Санкт-Петербург.
Я просмотрела фамилии и с облегчением вздохнула.
– Какое счастье, что не все офицеры флота возили за собой своих жен. Кстати, а почему Вы так уверены, что он не снизошел до простых горожанок?
Артемьев засмеялся.
– Горожанок? Весь город состоял из парочки улиц! А вокруг этого островка цивилизации находились, в основном татарские села.
– А прислуга?
– Думаю, если бы он соблазнил прислугу, он не поинтересовался бы ее беременностью. Это были всего лишь рабы.
– Понятно.
Мне достались записи католических церковнослужителей. Я вздохнула и углубилась в перечень имен и фамилий написанный латинским шрифтом, корявым почерком, гусиным пером и, как я подозревала, со множеством ошибок. Где-то через пол года после отъезда Жонеса я почувствовала, что в глазах у меня рябит. Тоскливо потерев глаза руками, я обратилась к Артемьеву.
– А что случилось с Павлом Жонесом после его отъезда в Санкт-Петербург?
Артемьев улыбнулся.
– Ты не помнишь? Я же рассказывал это тебе. И ты утверждала, что слушала с удовольствием и вниманием.
Я вспомнила, как досадно заснула в его машине и почувствовала, как краска привычно заливает мне лицо.
– Замечательно! Как мне нравится, как ты краснеешь!
– Вы нарочно это сказали!
– Угадала. Тем не менее. Я готов закончить повесть о старом пирате. Вернее, то, что можно было о нем узнать из официальных источников.
В Санкт-Петербурге Пол Джонс прожил около трех лет. Екатерина не принимала его. Ей не хотелось раздражать англичан, живших в столице. Американский моряк разрабатывал различные военно-политические проекты, но никто не удостаивал его вниманием. Суворов, не знавший об этом, писал эпиграммы по поводу праздной жизни Джонса. В 1791 году контр-адмирал вынужденно покинул Россию и направился в Лондон. Но и там он оказался неугодным. Англичане не забыли его корсарства. Толпа ненавидела его.
Ему пришлось спешно переехать в Париж, где его еще помнили. Однако там прожил он недолго и в бедности. В возрасте сорока пяти лет корсар-адмирал умер. Это случилось в 1972 году. Национальное собрание Франции почтило его память – , французы подчеркнуто равнодушно относились к мнению Британской империи. Но американский посланник проигнорировал его похороны.
– Но Вы же говорили, что Американцы его почитают как национального героя?
– Да. Спустя почти шестьдесят лет, когда международная обстановка вновь изменилась, Конгресс США направил во Францию построенный им фрегат «Америку» за останками основателя американского флота. Сейчас в Бостоне стоит его надгробный памятник.
– Вот, собственно и все, что мне известно.
– Значит, он умер в нищете?
– Именно так.
– Почему же Вы так хотите найти его потомков?
– Ты считаешь, что интерес может быть только к материальным ценностям?
– Вы хотите сказать, что найдете потомка старого адмирала, поставите его на пьедестал и будете им гордиться?
Артемьев засмеялся.
– Что-то вроде того.
– Пока, единственной женщиной из списка, зарегистрировавшей новорожденного, была сама мадам Мак Энтони. Да и то, написано, что ребенок был мертворожденный.
– Когда была сделана запись?
– Через полгода после отъезда адмирала. Вы хотите сказать, что он согрешил с женой собственного офицера? Я же вам уже говорила, судя по тем документам, которые оставила Клеопатра Ильинична, к 1921 году у Макантона не осталось наследников.
Вы все еще считаете, что во мне течет кровь благородного шотландца?
Артемьев засмеялся.
– Судя по белизне твоей кожи и ее способности краснеть, вполне возможно, – произнес он, с явным удовольствием наблюдая, как я заливаюсь краской.
– Тем не менее, в этих бумагах доказывается обратное.
– Согласен, – он поднял руки вверх в знак капитуляции. – У меня, кстати, тоже ничего.
В голосе его звучало разочарование. Он с сожалением бросил пачку документов на стол и задумался.
– В записях регистраций новорожденных из книг православной церкви числится только прислуга. Не желали жены офицеров рожать в этом городе детей.
Он вздохнул и задумался. Вид у него был обескураженный.
– Выходит, гипотеза о наследнике адмирала не подтверждается. Хотя мне было бы приятно ощущать в себе гены великого авантюриста, – позлорадствовала я неудаче Артемьева и сразу же перешла в наступление – Кстати, о работе. Вы обещали мне раскрыть все тайны, связанные с проектом. Ответьте, почему Вы заказали этого нежизнеспособного уродца? И почему настояли на том, чтобы его делала я?