Да нет, лучше не надо. Hеизвестно, чего наворотил бы ее жалкий умишко, если бы и в самом деле открылось ей нечто столь же очевидное, как те слова Ларисы: «Эра милосердия кончилась!» – так сказать, прямое признание обвиняемого. А пока все улики косвенные. И даже неправдоподобные. Потому что тайное знакомство Ларисы с Рэндом непременно означает ее участие в заговоре против Виктора, а это не только чудовищно, но и просто глупо: Лариса слишком многое теряет! И если все блага жизни на нее при Викторе сыпались как из рога изобилия, то после его смерти ей все придется зарабатывать самой. Говорят, что деньги делают деньги, но это – формула для деловых людей, а не для хорошенькой женщины!
Марьяна попыталась встать – и поморщилась. Казалось, занемели не только мышцы, но и все косточки. С трудом выпрямилась, сделала несколько шагов к окну.
Небо по-прежнему темное, но это, наверное, из-за того, что в комнате горит яркий свет. А если его погасить, то увидишь бледные тона рассвета. До шести, до восхода солнца, остался час… а по истечении этого часа можно окончательно похоронить всякую надежду на спасение. И даже если незадолго до семи утра сюда ворвутся отряды полицейских на джипах, конях или верблюдах, будет поздно.
Спасение возможно только… тайное. Под покровом ночи!
Ну что же, остается еще час этой внушающей надежду темноты. Не проводить же этот час, вцепившись в оконную решетку, чувствуя, как уходит время, как с каждой секундой убывает жизнь!
Замлевшее тело требовало движения, и Марьяна принялась нервно расхаживать по комнате. Hа столе царил страшный беспорядок, поэтому она накрыла остатки еды салфетками, поправила смятые шелковые чехлы на креслах, подобрала Ларисину сумочку, так и валявшуюся незастегнутой. Из шелковой алой пасти сиротливо торчал карандашик – им Марьяна писала свое послание, врученное Китмиру-почтальону, – да поблескивала сломанная пудреница, которую она потихоньку забрала у заснувшего Саньки. А крышка-то все еще валяется под диваном!
Марьяна опустилась на колени и заглянула под диван. Как интересно! Сыщется ли на свете такое ложе, из-под которого вовремя выметают пыль? На толстом сером «ковре» отчетливо вырисовывался след, который прочертила отлетевшая крышечка. Она лежала довольно далеко, и Марьяне пришлось лечь на пол и чуть ли не втиснуться под диван, прежде чем удалось кончиками ногтей зацепить крышечку и подтянуть ее к себе.
Наконец-то она встала, стерла с крышки пыль – и обнаружила, что там, где была прежде Санькина фотография, лежит еще одна. Правда, фото было повернуто оборотной стороной вверх. Марьяна даже решила, что это листок плотной бумаги, проложенный просто так, чтобы закрепить Санькин портрет, но увидела выцветший штамп «Kodak» – и поняла, что и это фотография.
В любой другой миг жизни она не прикоснулась бы к ней. В любой другой… но только не сейчас.
Передернув плечами, по которым вдруг пробежал озноб, Марьяна дрожащими, непослушными пальцами вытащила фото, повернула лицевой стороной – и с удивлением вскинула брови. Но тут же в горле стало сухо, она взялась за сердце – да так и застыла, разглядывая изображение двух мужчин.
Одного из них – большого, вальяжного, лет пятидесяти, с властным выражением красивого, хоть и несколько расплывшегося лица – она не раз видела, хотя и не была с ним знакома. Это был Анатолий Анатольевич Кобрин, отец Ларисы, бывший завотделом обкома, бывший глава фирмы по сохранению партийных денежек, разоривший эту фирму и оттого покончивший с собой. Он как раз и был снят на фоне старинного здания, где разместилась эта самая фирма, вытеснив общество «Знание». А вот и новая вывеска: «Инвест-КП». А рядом с ним, приятельски приобнятый Кобриным за плечи, сиял широкой улыбкой не кто иной, как… Виктор, Виктор Яценко – правда, лет на шесть-семь моложе, чем сейчас. Марьяна узнала Виктора сразу, и ей не помешало то, что у его изображения были… выколоты глаза!
И в ту же самую секунду, когда взгляд Марьяны, оторвавшись от страшного изображения, испуганно заметался по стенам и уперся в пейзаж с изображением ожившей мумии, она вспомнила умильный блеск этих самых глаз Виктора, расхваливавшего доктора, у которого лечилась Лариса: «Дело свое он знал туго. Художник, истинный художник!»
Итак, небеса в очередной раз прямо и недвусмысленно ответили на прямой вопрос Марьяны. Дважды ответили! И вдобавок она поняла, почему «грабители» не тронули пудреницу. Ведь там был портрет «любимой подруги» Ларисы! Подруги по имени Месть!
Так вот кто был тот «нижегородский бизнесмен», посредник неведомой фирмы. А может быть, он в одиночку осуществил грандиозную аферу по выкачиванию из «Инвест-КП» капиталов этой самой КП! Виктор, Витька-Федор Иваныч… Вот из-за кого погиб Кобрин! Он почти наверняка упомянул об этом в своей предсмертной записке, которую… которую его дочь прочла, но скрыла от всех, потому что привыкла в этой жизни полагаться только на себя – и на свою лучшую, надежнейшую подругу. Как это сказала совсем недавно Лариса? «Я была страшно одинока, у меня не было друзей, да у меня их никогда не было, кроме одной самой близкой подруги, – мы, кстати, с ней до сих пор не потеряли связь…»
Теперь Марьяна знала имя этой верной подружки. Да, только ее дружба помогла Ларисе выжить.
Мать, конечно, не знала о роли Виктора. Нина Петровна была женщина простодушная, Кобрин наверняка не посвящал ее в свои дела. Не то она выдала бы себя Виктору, не смогла бы так долго и изощренно притворяться, как дочь. Но Лариса на всякий случай держала ее от себя подальше. Вот почему Нина Петровна жила не во дворце, с дочерью и внуком, а в жалкой «хрущевке», куда Кобрины, очевидно, переселились после смерти отца, когда совсем плохо стало с деньгами и даже знаменитые Ларисины баночки опустели.
Да, она все время думала о мести, но как было подобраться к Виктору? Может, волосы покрасила для того, чтобы он ее не узнал. Наверняка Кобрин их официально не знакомил, однако Виктор все-таки знал Ларису – и вновь узнал ее сразу, как только увидел на том конкурсе. Вот чем объясняются его слова: «Я, конечно, по любви женился, но и по расчету тоже. Это был перст судьбы… Вот, думаю, Бог за все меня и простил, и награду дает…»
За что он ждал прощения от Бога? За то зло, которое причинил Ларисе!