– Что? – она свела брови. – Ты забыл про это? Или, может быть, строчка стерлась? Тогда надо скорей!..
– Погоди. – Васька удержал ее, уже готовую выбежать из комнаты. – Я ничего не забыл, только… только дверь была уже открыта. А тот человек, который там…
– Сбежал?! – выдохнула Марьяна.
Васька покачал головой:
– Нет, Марьяна, ты прости… – И выпалил: – Он был уже мертвый, когда мы пришли. Давно мертвый.
Марьяна схватила его за руку, но тут же выпустила. Васька в испуге пробормотал:
– Марьяна, ты что?
Она молчала. И вдруг поняла: да и не с кем ей теперь говорить. И Васька, и Борис, и Мохамед – все исчезли. И коридор исчез, и стены, и высокое окно, через которое Марьяна сегодня вечером выглядывала во двор. Сейчас ничего этого не осталось. Ничего не было рядом с Марьяной, потому что весь мир превратился в огромное, неохватное взглядом, пустынное серое поле в клочьях черного тумана. И это было все, что оставалось теперь у Марьяны.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть этого мрака, но он никуда не исчез, потому что в душе ее царила еще более беспросветная тьма. Но даже сквозь нее Марьяна отчетливо видела лицо убийцы Григория.
Рэнд! Алхан Вахаев. Он не стал ждать, он опасался, что драгоценная добыча ускользнет… А почему он вдруг испугался? Не потому ли, что, увидев убитых часовых, понял: его план под угрозой – и… А если так, значит, во всем виновата только Марьяна, которая позвала на помощь?..
Бессвязные мысли роились в голове. И все более властно овладевала серая пустота ее разумом, сердцем. Tяжелое удушье сдавило горло. Марьяна почувствовала, что сейчас упадет, протянула руку – и вдруг что-то теплое прорвалось сквозь серый туман и стиснуло ее пальцы.
– Марьяна, подожди, подожди, не надо! – шептал кто-то рядом.
Это Васька, с трудом узнала она. Это он так бессмысленно бормочет, но что – не надо? Что же она может или не может теперь? Все кончилось в жизни… воля, желания… любовь! Осталось только одно: найти убийцу.
– Его убил Вахаев, – с трудом выговорили непослушные губы. – Я должна его найти. Дай мне пистолет.
Лицо Васьки медленно выступило из мглы – искаженное страхом лицо отчаявшегося мальчишки.
– Не надо, – шепнул с мольбой в голосе. – Ты лучше пойди приляг. Мы все сами, что ты скажешь… кого скажешь…
Вдруг он вздрогнул, обернулся, выхватывая из-за пояса револьвер. Мохамед одним прыжком оказался возле поворота коридора – и тотчас, нелепо взмахнув руками, отлетел к стене, сполз по ней, выронил оружие – и замер на полу.
«Стреляли с глушителем, поэтому мы ничего не слышали, но почему нет крови?» – подумала Марьяна – и на миг зажмурилась: словно бы внезапная вспышка ударила по глазам. Она качнулась навстречу этому свету, мимоходом толкнув Ваську, который наставил пистолет на высокую фигуру, появившуюся из-за поворота, и… бросилась вперед.
Она, впрочем, успела сделать только шаг: Григорий уже оказался рядом, подхватил ее, прижал к себе левой рукой, правую же с короткоствольным автоматом наставил на Ваську, сказал:
– Если уж сразу не выстрелил, теперь лучше и не начинай, лады?
И, резко откинув голову Марьяны, припал к ее похолодевшим губам.
Она впилась в него, вцепилась, оплела руками, зашлась в разрывающем сердце рыдании… Глаза болели от многоцветья, которое вдруг обрушилось со всех сторон, однако, то жмурясь, то вновь открывая глаза, Марьяна с поразительной отчетливостью видела и Мохамеда, который, потирая челюсть, копошился на полу, и побелевшее лицо Бориса, не сводящего пылающих глаз с нее и Григория, и Ваську, лицо которого теперь стало уж совершенно детским, только испуг на нем сменился растерянностью и обидой, которая, чудилось, вот-вот обратится в слезы.
– Васька, – не переставая обнимать Григория, Марьяна протянула руку молодому князю, – Васька, ты меня чуть до смерти не довел. Зачем ты сказал, что человек в той комнате убит?!
– Но он и был убит, – подал голос Васька. – Только там был не… не этот!
– Братья славяне, что ли? – Сообразив, что слышит русскую речь, недоверчиво повернулся к нему Григорий, не переставая прижимать к себе Марьяну и вроде бы даже не собираясь опускать оружие. – Узнаю по почерку! Что ж вы тех двоих оставили, которые в сторожевой будке дрыхли?!
Секунду Васька смотрел непонимающе, потом тихонько ахнул:
– А там разве кто-то был? Мы думали…
– А не надо думать, – ласково проговорил Григорий. – Надо обезвреживать. Думать надо, понял? Думать до того, как говорить моей жене, что я погиб.
Марьяна вздрогнула. Васька – тоже. Во всяком случае, ему понадобилось перевести дыхание, прежде чем с высокомерным негодованием изречь:
– У меня и в мыслях не было сообщить вашей супруге, что вы погибли, сударь. Уверяю вас, что недозволенные методы мне претят. Но сами посудите: там, где мы предполагали отыскать вас, находилось мертвое тело. Я же не знал, что оно не ваше!
Бездну ехидства и неприязни, крывшуюся в последней фразе, не оценил бы только полный идиот, а Григорий таковым отнюдь не являлся.
– Угомонись, дружок, – попросил он. – Ты немножко припоздал с датой рождения, но зачем же так яриться? На все воля Божия. А почему, скажи на милость, ты так странно выражаешься? Из белогвардейцев, что ли?
– Он князь, – сочла нужным пояснить Марьяна. – Князь…
– Василий Шеметов, – прищелкнул кроссовками юнец, картинно дергая головой.
Григорий хмыкнул, небрежно протянул ему руку.
– А я – Григорий Орлов.
Насладился вспышкой изумления в Васькиных глазах и милостиво добавил:
– Благодарю за службу, юнкер. Хорошо начинаешь! Чисто сработали, без единого выстрела.
К изумлению Марьяны, Васька покраснел.
– Спасибо на добром слове. А тех двоих, в сторожке… Это да, это я дал маху! И с вами тоже. Но кто ж там лежал мертвый?
– Азиз, – ответил Григорий. – Mы с ним были вместе заперты в этом поганом морге. Вахаев сказал, что у Азиза есть шанс выжить, если контракт с «Эль-Кахиром» удастся подписать без Виктора.
– Вахаев? – шепнула Марьяна. – Так ты его узнал?!