А Понсоменер сорвал со стола скатерть и, вывалив на нее все из сундука, быстро завязал в довольно объемный узел.
Рундельштотт протянул было ему принцессу, но Понсоменер предупредил:
– Мешок тяжелый! Лучше понесу я.
Рундельштотт протянул принцессу Фицрою, тот охотно принял ее на руки, она положила ему голову на плечо и нежно обвила шею руками.
– Быстро уходим, – велел я.
Мы с Понсоменером поспешили вперед, почти бежим, за нами Фицрой с затихшей на его руках принцессой, а Рундельштотт тащился последним, слабый настолько, что вряд ли смог бы отбиться даже от воробья.
Проходы в залы справа и слева зияют оскаленными провалами, от дверей не осталось и следа, пахнет гарью, а края откосов почернели от копоти.
Понсоменер поглядывает по сторонам, но помалкивает, только Фицрой крикнул за нашими спинами:
– Я в самом деле думал, Рундельштотт будет лишней обузой!
– А что, – ответил я, не оборачиваясь, – его нести не придется? Он выложился до капли!
– По себе судишь? – спросил Фицрой задиристо. – А вдруг у него силенок побольше?
– Помалкивай, – бросил я. – Ты несешь принцессу!
Он гулко хохотнул:
– И меняться не собираюсь!.. А ты займись остальными женщинами. Там найдутся и в твоем вкусе…
Я сказал строго:
– Не при ее высочестве, с ума сошел?.. Понс, собери женщин, загони всех в одну комнату и запри. Ключ можешь выбросить, можешь отдать мне. А я выброшу.
Он спросил в недоумении:
– А зачем тогда вам?
– А вдруг ты не сумеешь выбросить, – пояснил я. – Ты же у нас запасливый? Мастер, а мы займемся заключенными…
Фицрой сказал нервно:
– Ты что? Мастер у нас по высокому, а ты такое… Мастер, подержите…
Он передал Рундельштотту принцессу на руки, и мы вдвоем поспешили в центр этажа, он же центр и сердце всей крепости. Вбежав в зал, сразу увидели у дальней двери двух стражников в полных доспехах и с оголенными мечами в руках.
Оба сразу повернулись в нашу сторону.
– Крепость взята, – сказал я громко, – все ваши соратники убиты!.. Бросайте оружие!
Один спросил угрюмо, глаза его рассерженно блеснули в прорезь шлема:
– Зачем?
– Присоединитесь к заключенным, – объяснил я. – А потом вас освободят…
Он выставил перед собой меч, держа его обеими руками.
– Сражайся!
– Мы убили всех, – повторил я. – Их было тридцать или больше? После этого сразить двух дураков нам ничего не стоит. Сдавайтесь. И останетесь жить.
Он ответил высокопарно:
– Это не жизнь, а бесчестье…
Фицрой оттолкнул меня.
– Не вмешивайся!
Он принял удар чужого меча на свой клинок, но не перерубил, а дал соскользнуть, уклонился от второго противника, а я некоторое время смотрел, как он красиво дерется, наконец один получил смертельную рану в плечо, почти отделившую ему руку, и через пару секунд второй пропустил удар в голову.
Фицрой, чуть-чуть запыхавшись, сказал быстро:
– Как-то нечестно, мне показалось… а так вот хоть немного…
– Ты прав, – согласился я. – Хотя мне правым быть не обязательно, но все же что-то иногда скребет.
Он молча смотрел, как я переступил через их тела и открыл дверь. Комната пустая, если не считать расставленные по углам мотки толстых веревок. Пол из каменных плит, но в центре широкий люк.
Я потянул на себя кольцо, люк тяжелый и массивный, снизу пахнуло нечистым воздухом и немытыми телами. Далеко внизу, даже не на уровне первого этажа, а подвала, с десяток мужчин стоят с задранными кверху головами и напряженно прислушиваются.
– Доброе утро, – крикнул я с высоты. – Уже правда утро, хоть и раннее. Власть переменилась, как вы поняли… Или не поняли?
Кто-то крикнул:
– Что там за шум?
Я оглядел их, злобных и все еще заносчивых, совсем недавно, а кто-то и давно, знатнейших людей королевства. Смотрят на меня настороженно, приученные с детства никому не доверять, положение не позволяет.
– Лорды и глерды, – сказал я громко, – простите, не знаю, кто из вас кто, но вынужден сообщить о некотором изменении… Тюрьма захвачена восставшим народом в нашем лице, то есть несистемной оппозицией. Стража и тюремщики преступного режима перебиты, так что вы свободны!..
Они наконец-то заволновались, задвигались, кто-то просветлел лицом, но двое-трое, напротив, помрачнели.
– Боюсь, – произнес я, – среди вас найдутся такие, что сразу же бросятся к правительственным войскам с заверениями, что они ни при чем, а нападавшие, то есть мы, помчались вон в ту сторону… К сожалению, мы вынуждены принять некоторые щадящие меры безопасности…
Один из заключенных, высокий и осанистый господин в дорогом костюме с позолотой по обшлагам и с окантовкой, проговорил властным голосом:
– Что за… меры?
– Сбросим вам табуретки, – сообщил я. – Можем и лавку… Поставите одна на другую и, вы же умеете действовать в рамках военного отряда?.. совместными усилиями поползете наверх. Стены далеко, но сможете, я верю в безграничность человеческого разума. Подниметесь наверх, там придется выломать еще пару дверей, совсем пустяки, а спуститься по наружной стене для вас не проблема.
Он провозгласил мощным голосом:
– Это гнусно!
Остальные четверо поддержали его злыми голосами:
– Как вы смеете?
– Мы герцоги!
– Вы должны…
Я вскинул руку, они умолкли, я сказал зловеще:
– Мы можем убить вас всех, зачем нам свидетели? Или вообще не помогать выбраться! Не так ли? Так что не раздражайте. Мы не ваши подданные. Все, я сказал!
Я поднялся, ногой захлопнул крышку, Фицрой пошел за мной следом.
Принцесса все еще на руках у Рундельштотта, молодец мастер, хотя принцесса совсем легонькая, как ребенок, да еще и устроилась удобно, обнимая и перенося основной вес с рук на плечи, но все же держать на руках взрослую девушку…
Понсоменер доложил с ходу:
– Женщин отправил в подвал и запер.
– Всех? – спросил я.
– Надеюсь, – ответил он. – Больше не обнаружил…
– От тебя не спрячешься, – сказал я одобрительно. – Покажи, сколько их было…
Он побежал впереди, а когда я спустился, приоткрыл тяжелую дверь подвала.
Женщин всего шесть, все крестьянской стати, брали их именно для работы на кухне, в прачечной. На меня уставились угрюмо и с некоторой долей страха, в глазах привычный женский вопрос: сейчас будут насиловать или чуть позже?