– Домой пойду.
– Ну ладно, – грустно сказал Ленька. – Меня Митрич на субботу в город посылает. Рыбу он даст продать. Я думал, вместе с тобой поедем. Там на базаре карусели есть. Кто на лошади едет, а кто в санках. Один за другим крутятся вокруг столба. Видала ты их?
Динка покачала головой.
– Ну вот! – обрадовался Ленька. – Я бы покатал тебя. Мне Митрич десять копеек обещал за рыбу. А на каруселях, верно, недорого. Ты бы хоть одна покаталась, я не маленький.
У Динки захватило дух.
– Я бы поехала, – нерешительно сказала она, – но ведь мы уже раздружились.
– Да я больше не сержусь на тебя, – улыбнулся Ленька.
– А я сержусь! Зачем ты меня язвой обругал? Поклянись, что больше так никогда не скажешь! Тогда поеду!
– Да ну тебя! Еще клясться ей буду! – рассердился Ленька.
– Ну, тогда катайся сам на своих каруселях! – И Динка решительно двинулась вперед.
– Да погоди! Ну как я клясться буду? Чего хоть говорить-то? – расстроился Ленька.
– Как ругался, так и клянись.
– Язвой, что ли?
– Не язвой, а своим честным именем и гробом.
– Каким гробом?
– Своим, конечно.
– А где у меня свой гроб? – засмеялся Ленька. – Я же не мертвец!
– Так будешь мертвецом, если нарушишь клятву! – припугнула Динка.
– Я и без клятвы буду мертвецом, если хозяин мой вернется, а на барже пусто.
– А разве он уже должен приехать?
– Да не должен бы... Но я ведь на барже с утра не был. Ну как он вернулся? – забеспокоился вдруг Ленька.
– Тогда, значит, мы и в город не поедем?
– Какой тогда город!
– Как же я узнаю, Лень, приехал он или нет?
– А где ты живешь? Далеко отсюда?
– Да нет, совсем близко, только подняться наверх – и все! Пойдем, покажу! И знаешь, Лень? Вешай мне флажок на забор, когда идешь на утес, вот я и буду знать... Если нет флажка, значит, хозяин приехал, – быстро придумала Динка.
– А где я его возьму, этот флажок?
– У нас есть много, елочные остались. Я дам тебе, ладно? И тогда я тоже не буду зря бегать, а то все ругаются дома.
– Ну пойдем, покажи свой забор и вынеси мне флажок. Пошли скорее!
– Подожди... а клятва? – придирчиво спросила Динка.
Ленька махнул рукой и улыбнулся:
– Да я и так тебя сроду больше не обругаю. Что я, враг себе, что ли?
– Ну, тогда пойдем! – великодушно согласилась Динка. С тех пор она каждый день с нетерпением ждала флажка и обещанной субботы.
Пока Динка бегала на утес и ждала субботы, подошел торжественный день сборов в театр. Еще перед этим вечером Катя и Марина вытащили из шкафа все свои наряды. На кроватях лежал целый ворох старых, поношенных платьев и блузок. А вокруг с озабоченными лицами стояли ближайшие советчицы – Мышка и Алина. Динки не было – она повела домой Марьяшку.
– Я так давно себе ничего не шила, – перебирая свои вещи, говорила Марина, – что просто не знаю, что надеть!
– Мамочка, а вот это! Папино любимое надень! – сказала Алина, доставая черное шелковое платье. – Надень, мамочка!
– Конечно! Оно же очень скромное и так идет тебе, – сказала Катя.
– Да нет! Зачем трепать его зря... Повесь, повесь, Алина! – забеспокоилась мать.
– Надень, надень! Ничего ему за один раз не сделается. Все-таки модная пьеса, может оказаться много знакомых, надо быть в приличном виде, – решительно заявила Катя.
– Надень, мамочка! Ты будешь такая красивая! – запросили девочки.
– Нет, дети! Это папино любимое, и я его очень берегу. Когда папа приедет, тогда я и дома его надену. А сейчас я себе что-нибудь другое найду.
«Когда-то он еще приедет! – подумала Катя и с грустью посмотрела на сестру. – Хорошо еще, что она так верит в его возвращение!..»
Марина поймала ее взгляд и улыбнулась:
– Ты стала такой неверующей, Катя. Но ведь Саша не один. И борьба идет... Нельзя же так опускать руки.
– Совсем я не опускаю рук. Но пройдут, может быть, годы, пока опять соберутся силы. А ты... бережешь платье, – мягко пошутила сестра.
С террасы, запыхавшись, вбежала Динка, она очень боялась опоздать на сборы.
– Вот это платье наденет мама? – спросила она, трогая двумя пальцами мягкий шелк и замирая от восторга.
– Нет, мама не хочет его надевать, это папино, – шепотом объяснила ей Мышка.
– Папино? А почему оно папино? Папа переодевался в него, да? – вытаращив глаза, зашептала ей на ухо Динка.
– Дети, дети, не трогайте руками!.. Алина, повесь в шкаф, зачем ты его вытащила? – снова забеспокоилась Марина, примеряя перед зеркалом блузку. – Ну смотрите, хорошо так? – спросила она, поворачиваясь ко всем улыбающимся лицом.
– Очень! Очень! – закричала Мышка.
– Хорошо, мама, но лучше бы целое платье, – заметила Алина.
– Конечно, лучше. Ну, кто это ходит в театр в блузке и юбке? Что ты, курсистка, что ли? – недовольно сказала Катя.
– Да ну вас! – рассердилась Марина. – Я ведь не на бал собираюсь, а в театр! И никаких там особых нарядов не требуется. Как есть, так и есть! Вот поглажу, пришью свежий воротничок и пойду!
– Какой воротничок? Тут же есть уже один. Вечно ты с какими-то выдумками, вроде зонтика!
– При чем тут зонтик? У меня есть хорошенький новенький воротничок, он все-таки оживит и украсит, – роясь в картонке, возразила сестра.
– Надень колечко, мама! У тебя есть колечко с красненьким камушком. И брошку надень – вот будет красиво! – закричала Динка.
– Очень красиво! Точь-в-точь Крачковская... А Гогу тоже с собой взять? – засмеялась мама. И все засмеялись.
– Терпеть не могу, когда кто-нибудь навешивает на себя все эти побрякушки! Такое мещанство, что смотреть противно! – добавила Катя и, вдруг что-то сообразив, всплеснула руками: – Слушай, Марина! Вот что можно заложить в ломбард! Спасибо Динке – напомнила!
– Пожалуй, да! Мне как-то не пришло в голову. Так, знаешь, ты приезжай завтра к концу службы, и мы успеем сбегать. Это действительно выход!
Марине нужны были деньги. Каждые две недели товарищи готовили передачи для заключенных. Марина тоже вносила свою долю. В этот раз денег у нее было мало.
– Так ты приезжай пораньше, – повторила она сестре.
– А дети?
– Ну, что дети? Пообедают без тебя... Алина! – обратилась она к старшей девочке. – Завтра Катя уедет немного пораньше, а потом, мы можем после театра не успеть на последний пароход... я уже просила дедушку Никича переночевать на террасе, а Лина ляжет с Динкой и Мышкой. Ты ведь не будешь бояться?