– Не буду я больше медленнодействующих ядов и временных антидотов к ним варить в таких объемах! Хорошего алхимика в подвале на цепь посадите – и пусть он гонит вам эту бурду бочками!
(Вопли на темноэльфийском, доносившиеся с одного из государственных советов)
«В средневековой Японии был такой обычай, – крутились мысли в голове старого китайского мафиозо. – Когда самурай допускал оплошность, его господин посылал ему нож для показательного самоубийства. И все. Харакири по собственному желанию. Остается один вопрос. Если бы подобная традиция дожила до наших дней, где бы я достал столько ножей? Это же завод по их производству строить придется, с такими-то подчиненными».
Командир отряда, приставленного охранять необычную гостью, только что закончил свой доклад. И, похоже, имел в роду ночных демонов, умеющих читать мысли. Иначе почему он бледнел в таком соответствии с полетом фантазии несчастного старика, не способного испугать своим видом даже школьницу младших классов?
– Значит, эти дамы оторвались от основного наблюдения. – Глава преступной организации решил повторить основные моменты полученных сведений вслух для лучшего усвоения. Память, подточенная неумолимым временем, изредка начинала подводить. Все чаще требовалось ее стимулировать любыми доступными методами. – Плохо. Бойцы оказались недостаточно тренированы, чтобы оправдать выплачиваемые им деньги. Но отдельный специалист, таскающийся на очень большом удалении и старающийся не показывать, будто он работает с вами, сохранил с ними зрительный контакт посредством американского армейского бинокля и их же системы спутникового наблюдения. Хорошо. Грамотное распоряжение имеющимися силами. Потом приведешь его ко мне, перспективный, похоже, парень. Думаю, ему быстро найдется достойное применение. Но на этом приятные новости заканчиваются. Персона, которую надо защищать всеми силами, находилась посреди моря в лодке с одной из этих свихнувшихся фанатичек церкви насилия. А ведь они наши конкурентки! Пусть не самые большие, но все же. В общем, плохо. Потом обеих девушек захватили какие-то морские отребья. Вообще кошмар! Почему твои люди, если они знали, где находится их цель, не следовали за ней на лодке?
– Мы не хотели выдавать себя, – промямлил невезучий мафиозо.
– Мозгов работу вы выдавать не хотели! – взорвался Лю и замер, обдумывая, что это он сейчас такое сказал. Неожиданно на ум дряхлому старику пришла не менее дряхлая зеленая обезьяна из одного ненаучно-фантастического фильма, получившего всемирную известность. Сравнение высокопоставленному члену триады неожиданно понравилось. Помнится, враги того существа надолго его не пережили. – Ибо нет их у вас, похоже! Печально это… Потом, когда после звонка, поднявшего меня среди ночи, вы все-таки реквизировали у одного из наших друзей катер и нашли все-таки то корыто, но к тому времени там уже не было никого живого.
Добрый отеческий взгляд старого Лю, повидавшего на своем веку много такого, от чего обычного обывателя вырвало бы желчью и отправило в спасительное беспамятство, ласково улыбнулся проштрафившемуся подчиненному. Тот попытался мимикрировать под цвет белых стен и почти справился с намеченной задачей.
– Плохо… К счастью, она сама вернулась в отель, вместе с новой подружкой. – Задумчиво отхлебнув уже начинающего остывать чая из своей любимой чашки, Лю загадочно прищурился, глядя куда-то сквозь нерадивого собеседника, которого он непременно накажет, но немного позже… ведь спешка в таком ответственном деле только портит слуг и рождает ненависть. – И та, проявив малоожидаемые от монашки вообще и женщины в частности навыки, первым делом выкорчевала свежеустановленную систему наблюдения.
Президентский люкс отеля «Морская жемчужина», когда-то давно видавшего другие времена, но все еще не растратившего покрытого патиной лоска элитного заведения, за каким-то дьяволом открытого в этом рассаднике порока и беззакония
Раскинувшееся на бежевом шелке простыней женское тело, эбеновыми изгибами бросающее вызов мистическому совершенству античных богинь, мерно вздымало в неглубоком тревожном дыхании идеальные холмы персей, бесстыдно угрожающие небу сосками. Вырубленные из самой тьмы, вытопленные из зеркала ночи линии тела и контуры лица, принадлежащие скорее богине, чем живому существу. Беспорядочно раскинутые по подушке волны волос и задорно выглядывающий сквозь локоны кончик уха, больше похожий на лепесток редчайшей черной лилии, предлагающей чужому взору свою неземную красоту лишь при свете луны в тишине ночи.
И если бы находящаяся рядом девушка была отравлена медом поэзии, то несомненно в ее разуме при виде раскинувшейся перед ней картины рождались бы строки, достойные пера самого Шекспира. Впрочем, стихосложение не относилось к талантам нервно меряющей шагами пространство номера сестры Анны. Совсем не относилось. Так уж было соткано нитями слепых Норн, что «белокурая бестия» германо-испанского производства, не верящая ни в черта ни в бога, виртуозно обращалась практически с любым огнестрельным оружием, великолепно водила легкий штурмовик, а при случае и легкий реактивный самолет, но вот со стихами, и уж тем более с классической литературой, у нее было очень плохо. А будь это даже не так, именно в этот момент монашка была охвачена ужасом и паникой, которые обычно уж совсем не сочетаются со взмахами тончайших крылышек робкого мотылька поэтического дара.
Еще раз подойдя к безвольно раскинувшейся на гигантской кровати Инельде, сестра Анна легким прикосновением к яремной вене проверила пульс. А после бросила взгляд на кажущееся таким невинным лицо, тихо чертыхнулась. Ведь бархат губ был полон мрака, насыщенного мрака преисподней… Испуг, охвативший монашку, был бы непонятен любому существу, которое не видело вот этой самой, наполненной чувственным призывом и негой полуулыбки, чуть приоткрытых губ с мерцающим в глубине белоснежным жемчугом… Улыбки, с которой кружащаяся в кровавом вихре дева расчленяла, резала, вырывала… Отшатнувшаяся от кровати монашка забилась в кашле, стараясь вытравить из своего разума воспоминания. Ее желудок был пуст, а на утренний звонок консьержа с предложением завтрака сестра даже чересчур поспешно ответила отказом не далее как десять минут назад.
– Что же ты за тварь-то такая? – едва слышно пробормотала себе под нос невеста Господа, неосознанным движением вынимая из потайной кобуры пистолет и вновь убирая его обратно. Девушка, в чьей крови сейчас бушевали последствия выпитых накануне коктейлей, лет эдак сто назад вполне сошедших бы за какую-то извращенную отраву, находилась в сильно неадекватном состоянии, называемом одним коротким словом «растерянность». Она, познавшая самые темные грани человеческой натуры, считала себя достаточно подготовленной к любым жизненным ситуациям и имела представление, как в них реагировать. И не суть важно, какой переплет подбросила бы судьба. Жадные лапы работорговцев, холодный скальпель охотников за органами, рушащееся бомбовым дождем небо, в котором парили героические разносчики демократии… Все это было знакомо. И хотя бы в теории убиваемо верными свинцовыми пулями.
В отличие от роскошного чернокожего тела, разметавшегося на кровати в паре шагов, сестра Анна была примерно столь же религиозна, как и представители имеющейся в городе русской мафии, воспитанные в зловещем атеистическом СССР и прошедшие службу в его же армии. А потому к своей рясе относилась сугубо как к униформе. А молитвы считала особо изощренной в своей нелепости вариацией устава. Если бы для членства в банде, а обитатели монастыря были по сути своей именно преступной группировкой, следовало бы носить на груди пентаграмму, надевать на голое тело кожаный садо-мазохистский прикид и медитировать на статую черного козла, девушка без колебаний пошла бы и на такое. Ибо в высшие и низшие силы не верила принципиально. До недавнего времени, заставившего ее приступить к очень серьезному обдумыванию своей жизни и возможного ее продолжения после того, как захлопнется крышка гроба.