Девочка мгновенно подскочила к ноге и встала возле нее на четвереньки, по-обезьяньи выгнув спину. Похоже, вкус ей не понравился.
– Ф-Ф-ФУ! – фыркнула она и выплюнула непрожеванный кусок.
Губернатор грустно покачал головой и, развернувшись, направился в столовую, на ходу ругая девочку.
– Видишь… Ты перевернула кормушку, и еда испортилась. Другой нет. – Понизив голос, он чуть слышно добавил: – Я вообще не понимаю, как это можно есть – даже в свежем виде… Правда.
Он упал в свое огромное кресло, которое скрипнуло под его весом. Глаза закрывались, суставы ныли, в паху саднило от долгого напряжения. Откинувшись на спинку, Губернатор вспомнил тот единственный раз, когда он попробовал пищу Пенни.
Это случилось месяца три назад. Было поздно. Губернатор напился и пытался успокоить мертвое дитя. Все произошло практически мгновенно. Он просто взял кусок человеческого пальца – так и не вспомнив, кому именно он когда-то принадлежал, – и сунул его в рот. В известной шутке не оказалось ни доли правды: на вкус мясо даже отдаленно не напоминало куриное. Оно отдавало горечью и металлом – медью, как кровь, – и походило при этом на очень жесткую, очень зернистую тушенку. Губернатор сразу же выплюнул его.
Среди гурманов бытует мнение, что самая вкусная, самая сочная, самая приятная еда близка по генетической структуре к ее конечному потребителю. Отсюда и любовь восточных культур к экзотическим блюдам вроде мозгов и всяческих желез шимпанзе. Но Филип Блейк точно знал, что это мнение было ошибочным: люди на вкус были редкостной дрянью. Может, если должным образом приправить сырое мясо и органы – сделать, так сказать, татарский бифштекс из человечины, – вышло бы сносно, но Губернатор пока не нашел в себе сил на эксперименты.
– Я раздобуду тебе еще еды, милая, – мягко сказал он девочке, которая осталась в соседней комнате.
Расслабившись в кресле, он прислушался к булькающим звукам, доносившимся с другого конца темной столовой. В квартире слышалось тихое шипение аквариумов, подобное белому шуму или помехам неработающей телевизионной станции.
– Но сегодня папочка устал, ему нужно поспать… поэтому придется подождать, дорогая… пока я не проснусь.
Он заснул под ровное бульканье аквариумов и не заметил, сколько прошло времени, как вдруг стук прервал его дрему. Вздрогнув, Губернатор выпрямился в кресле.
Сперва он решил, что в соседней комнате расшумелась Пенни, но вскоре стук повторился, на этот раз громче. Стучали в заднюю дверь.
– Кого там принесло… – пробормотал он, идя по квартире.
Губернатор открыл заднюю дверь.
– Что?
– Вот, принес все по вашей просьбе, – сказал Гейб, стоявший на пороге с заляпанным кровью металлическим контейнером в руках.
Мощный охранник казался угрюмым и раздраженным и то и дело оглядывался через плечо, как будто бы не был уверен в хорошем приеме. Коробка из-под патронов, вывезенная с гвардейской базы, прекрасно служила в качестве контейнера для органов. Гейб взглянул на Губернатора.
– Двое с вертолета. – Он моргнул. – О… я еще кое-что туда положил. – Он снова моргнул. – Не знаю, понадобится ли вам. Просто выкиньте, если в этом нет нужды.
– Спасибо, – буркнул Губернатор и взял контейнер. Металл был теплым и липким от крови. – Дай мне поспать, ладно? Не пускай сюда никого.
– Хорошо, шеф.
Развернувшись, Гейб быстро спустился с лестницы, с радостью избавившись от своей ноши.
Губернатор закрыл дверь, повернулся и направился обратно в столовую.
Пенни ринулась к нему, когда он проходил мимо, и натянула цепь. Хрипя, она простирала худые мертвые ручонки к контейнеру. Она чуяла запах мертвой плоти. Глаза ее, как огромные серебряные монеты, были прикованы к ящику.
– Нет! – осадил ее Губернатор. – Это не тебе, дорогая.
Она хрипела и рычала.
Губернатор помедлил.
– Хотя… ладно… Погоди-ка.
Поразмыслив, он с любопытством поднял крышку и заглянул в контейнер. В больших полиэтиленовых пакетах лежали влажные и мясистые куски тел. Увидев один из них – отрубленную человеческую руку, неестественно изогнутую, как мороженая рыба, – Губернатор усмехнулся.
– Думаю, можешь полакомиться вот этим. – Он вытащил руку, которая когда-то принадлежала захватчику по имени Рик, и бросил ее девочке. – Так ты хоть немного посидишь спокойно, и я смогу вздремнуть.
Мертвая девочка набросилась на кровоточащий обрубок и принялась громко чавкать, черными зубками разгрызая хрящи, как куриные кости. Оставив ее одну, Губернатор унес контейнер за угол, в столовую.
В тускло освещенной комнате он достал из мешков два других предмета.
– Ребята, у вас гости, – сказал он кому-то, кто был скрыт в тени, а затем опустился на колени и вытащил из пластикового пакета отрубленную женскую голову, с которой капала мозговая жидкость. Голова принадлежала женщине по имени Кристина. На лице – которое теперь опухло и стало упругим, как тесто, – застыло выражение чистейшего ужаса. – Точнее, новые соседи.
Открыв крышку пустого аквариума, придвинутого к дальней стене, он погрузил в жидкость голову продюсера новостей.
– Составьте друг другу компанию, – сказал он мягко, почти нежно, погружая в мутную воду соседнего аквариума вторую голову, принадлежащую пилоту.
Губернатор вздохнул. Где-то недалеко, не умолкая, жужжала невидимая муха.
– Я просто валюсь с ног.
Вернувшись к креслу, он опустился в него с усталым и довольным вздохом.
В другом конце комнаты тихо булькали двадцать шесть аквариумов, в каждом из которых было как минимум две – а в некоторых по три или по четыре – оживших человеческих головы. Журчали фильтры, тихо гудели лампы. Каждый аппарат был подсоединен к толстому, как анаконда, кабелю, который шел вдоль плинтуса и в углу комнаты поднимался к генератору на крыше здания.
Заточенные в зеленоватые сосуды с водой мертвенно-бледные, бесцветные лица подергивались, словно их мимикой управлял скрывавшийся в тени кукловод. Тонкие и испещренные венами, как сухие древние листья, веки поднимались и опускались с произвольными интервалами, замутненные катарактой глаза вбирали в себя все тени и отражения, поблескивавшие в воде. Темные рты то и дело открывались, то тут, то там зияя чернотой за стеклянной стеной огромных аквариумов. Губернатор уже двенадцать месяцев собирал эти головы с энтузиазмом музейного куратора. Он выбирал их инстинктивно, поддерживая загадочный эффект, который производили эти мертвые лица.
Губернатор откинулся в кресле. Подножка со скрипом поднялась. Расслабившись, он принялся рассматривать множество лиц, чувствуя, как на него обрушивалась усталость. Он едва заметил новую голову – голову женщины, которая однажды была блистательным продюсером сегмента на радио WROM компании «Фокс» в Атланте, а теперь пускала пузыри своим бесчувственным ртом. Губернатор видел только целое, только общность всех лиц – общее представление обо всех этих случайных жертвах.