Крики той тощей черной девчонки из подвальной камеры до сих пор стояли у него в ушах. Та часть Губернатора, которая не могла принять такое отвратительное поведение, по-прежнему ныла и осуждала его где-то на задворках сознания. «Как ты мог учинить такое другому человеку?» Он, не отрываясь, смотрел на головы. «Как хоть кто-нибудь может учинять такое другому человеку?» Он еще внимательнее вгляделся в бледные, размытые силуэты.
Тошнотворный ужас, застывший на всех этих беспомощных лицах, страстно желавших избавления, которому не суждено было наступить, был таким бледным, таким мрачным, таким пугающе своевременным, что он снова каким-то образом проник в мысли Филипа Блейка, очищая его. Каким-то образом он прижигал его израненную психику жестокостью реального мира. Он прививал его от сомнений, от раздумий, от сострадания, от сопереживания. Так, в общем-то, мог кончить любой из нас: остались бы только головы, навеки заключенные в аквариумах. Кто знает? Это была неизбежная крайность, постоянное напоминание о том, что ждет любого, кто хотя бы миллисекунду был слаб. Головы символизировали старого Филипа Блейка. Слабого, робкого человека… вечного жалобщика. «Как ты мог сотворить столь ужасную вещь? Как хоть кто-нибудь может творить такое?» Он смотрел на головы, которые воодушевляли его, давали ему сил, заряжали его энергией.
Голос его стал низким, и он неразборчиво пробормотал:
– Пятьдесят семь каналов, а смотреть нечего.
«Как?…»
«Ты?…»
«Мог?…»
Не обращая внимания на внутренний голос, Губернатор погружался в дрему, смотря на двигавшиеся губы, которые дергались, пускали пузыри и застывали в безмолвном подводном крике. «…Как?…» Он проваливался в сон. Смотрел. Впитывал. Перед глазами начали мелькать обрывки сновидений – кошмары вклинивались в реальный мир, – и вот он уже бежал по темному лесу. Он пытался кричать, но голос не слушался. Он открывал рот и безмолвно орал. Из горла не вылетало ни звука – лишь пузыри, которые устремлялись в черноту и исчезали из вида. Он неподвижно стоял в самой чаще. Кулаки были сжаты, кипящая ненависть рвалась наружу и выливалась через рот. Сжечь все дотла. Сжечь. Разрушить. Разрушить все. Сейчас же. Сейчас. СЕЙЧАС!
Через некоторое время Губернатор резко проснулся. Он не сразу понял, что было за окном – день или ночь. Во сне ноги скатились с подножки, шея ныла из-за неудобного подголовника.
Поднявшись, он направился в ванную и привел себя в порядок. Стоя перед зеркалом, он слышал низкое рычание мертвой девочки, прикованной к стене в соседней комнате. Заводной будильник на комоде показывал практически полдень.
Губернатор чувствовал себя отдохнувшим. Сильным. Впереди его ждал тяжелый день. Воспользовавшись пемзой, он вычистил из-под ногтей кровь черной дамочки. Умывшись, он переоделся в свежую одежду и наскоро позавтракал кукурузными хлопьями с сухим молоком и подогретым на горелке быстрорастворимым кофе, а затем бросил Пенни новый кусок из стального контейнера.
– Папочке пора на работу, – бодро сказал он девочке, направляясь к двери, после чего взял пистолет и рацию, которая заряжалась у входа. – Люблю тебя, дорогая. Веди себя хорошо, пока я не вернусь.
В коридоре он связался по рации с Брюсом.
– Встретимся на треке, – сказал он в микрофон, – над служебным входом.
Не дожидаясь ответа, он отключился.
Через десять минут Губернатор уже стоял на верхней площадке грязной лестницы, которая вела в мрачный лабиринт подземных пещер. Небо над треком выглядело угрожающе, день был серым и ветреным.
– Привет, шеф, – сказал лысый здоровяк, подходя к лестнице со стороны парковки.
– Где тебя черти носили?
– Простите, я сразу пришел.
Губернатор оглянулся и заметил несколько прохожих. Он понизил голос.
– Как там женщина?
– Все еще говорит сама с собой. Как по мне, эта сучка совсем спятила.
– Ее привели в порядок?
– Да, вполне. К ней заходил Альберт. Он осмотрел ее, дал ей еды… к которой она не притронулась. Кажется, немного попила – и только.
– Она не спит?
– Нет. Насколько я знаю. Я проверял ее около часа назад.
– И как ее… расположение духа?
– Что?
Губернатор вздохнул.
– Расположение духа, Брюс. Настроение. Какого черта она там делает?
– Не знаю, – пожал плечами Брюс. – Просто смотрит в пол, разговаривает с голосами в своей голове. – Он облизал губы. – Можно я вас кое о чем спрошу?
– О чем?
– Она вам что-нибудь рассказала? Дала какую-то информацию?
Губернатор провел пальцами по длинным волосам.
– Я ее ни о чем не спрашивал… поэтому ей и рассказывать мне нечего, так ведь?
Нахмурившись, Брюс посмотрел на него.
– Вы ее ни о чем не спрашивали?
– Верно.
– Могу я спросить почему?
Губернатор посмотрел вдаль, на клубы выхлопных газов, испускаемых бульдозером, который окапывал баррикаду. Рабочие укрепляли последние секции, слышался рев моторов и стук молотков.
– Все впереди, – задумчиво ответил он. – Кстати… У меня для тебя задание. Куда посадили молодого?
– Азиата? Он на уровне Б, в складском помещении рядом с госпиталем.
– Переведи его в камеру по соседству с женщиной.
Брюс нахмурился сильнее, морщины покрыли его лысину.
– Хорошо, но… вы хотите, чтобы он слышал, что происходит за стенкой?
Губернатор холодно улыбнулся ему.
– А ты не совсем тупой, Брюси. Я хочу, чтобы этот парень услышал все, что я сотворю с той бабой сегодня ночью. Тогда один из них заговорит. Поверь мне.
Брюс хотел было ответить, но Губернатор развернулся и пошел прочь, не сказав больше ни слова.
Тем утром в тишине пыльной квартиры Лилли и Остин смогли урвать по несколько часов беспокойного сна. Когда около часа дня они наконец проснулись, веселая атмосфера предыдущей ночи сменилась целой серией неудобных разговоров.
– Ох… прости, – сказал Остин, открыв дверь в ванную и обнаружив Лилли сидящей на унитазе в футболке Технологического института Джорджии. Трусики девушки были спущены до лодыжек. Остин тотчас отвернулся.
– Ничего, – ответила она. – Дай мне минутку-другую. А потом ванная в твоем распоряжении.
– Само собой, – пробормотал он, засунув руки в карманы и выходя в коридор.
Раньше тем же утром он задремал на полу гостиной, завернувшись в одеяло из грузовика, а Лилли заснула на сломанном диване в спальне. Остин крикнул ей из коридора:
– У тебя сегодня будет время, чтобы преподать мне очередной урок?
– Ты совсем себя не жалеешь, – ответила Лилли из ванной, нажав на кнопку смыва и приведя себя в порядок перед зеркалом. Выйдя в коридор, она добродушно ткнула Остина в плечо. – Может, подождем, пока твоя рана хоть немного затянется?