Не думаю, что должен все рассказать маме про Эдмунда. Бывают моменты, когда она кажется мне чужим человеком, кем-то, кто способен подойти ко мне на улице и потребовать что-то ужасное. Почему я должен беспокоиться о том, что она думает? А что касается Евфимии, то после своего непристойного поведения сестра и вовсе не имеет права учить меня жизни.
Десять часов вечера
Во время обеда Евфимия вдруг спросила:
– Что может сделать этот мистер Вебстер, если не вернуть ему деньги? Он зол потому, что обвиняет тебя в смерти сына? Он хочет отомстить?
Почему сестра знает так много? Неужели у нее какой-то тайный информатор?
Она права, он жаждет мести. Злой, злой человек. Он сделал жизнь собственного сына несчастной и теперь пользуется его смертью, чтобы преследовать других. Это потому, что Эдмунд его ненавидел, потому что решил, будто мы лишаем его того, чем он дорожит больше всего, – денег.
Я молчал, и Эффи спросила:
– Если Эдмунд Вебстер был твоим другом, почему он не погасил твой долг до того, как покончил с собой?
Я лишь покачал головой. Потом она спросила:
– Какой это был яд?
– Настойка опия, – наконец ответил я.
– Опиум с алкоголем, – прошептала она.
Поняв, что я не собираюсь продолжать разговор, она повернулась к маме:
– Не думаю, что Ричард рассказал нам всю правду.
Как она смеет! Какая лицемерка!
– Не считаю, что у тебя право так говорить. К чему ты клонишь? В письме есть обвинение. Сколько в нем правды?
Она ахнула.
(Тебя все еще трахает этот наглый хам.)
Мама сказала:
– Ричард, это непростительно.
Не понимаю, как я мог не заметить, какая красавица эта маленькая гувернантка. Она не просто «хорошенькая», но в ее лице сияет редкая внутренняя красота.
За завтраком Евфимия сказала, что утром отправляется к леди Терревест. Мама решила, что мы ее немного проводим. Я согласился, но только чтобы показать, что события прошлого вечера мне безразличны.
На вершине Бранкстон Хилл мы повстречали все семейство Гринакров – родителей, вышагивающих впереди, а за ними маленькая гувернантка и все их детки. Мы замедлили шаг и приветственно улыбались, но мистер и миссис Гринакр прошли мимо, словно нас не заметили.
Пока все они шли мимо, гувернантка обернулась и, отпустив ладонь самого маленького ребенка, подбежала ко мне, схватила за руку и утащила в сторону от мамы и Эффи, которые шли впереди. Хриплым шепотом она произнесла:
– Я не верю в то, что говорят о вас, мистер Шенстоун.
– А что говорят? – потребовал я ответа.
Я заметил, что маленькая нахалка Амелия оглянулась посмотреть на нас. Она потянула мать за руку, и миссис Гринакр тоже обернулась.
Хелен удивленно посмотрела на меня.
– Все думают, что вы автор непристойных писем и проделываете по ночам все эти кошмарные мерзости.
Должно быть, я уставился на нее, словно идиот. Неужели так думают все? Не только миссис Куэнс и родители Люси?
– Жена настоятеля получила еще одно письмо и верит, что его написали вы, потому что в нем самые ужасные угрозы мистеру Давенанту Боргойну. И еще написано про мальчика.
Я удивился:
– Какого еще мальчика?
Гувернантка не ответила, и не успел я спросить еще что-то, как она убежала к своей группе. Миссис Гринакр все еще следила за нами.
Мама поначалу шла, не заметив ничего, но Евфимия обернулась, посмотрела на нас и коснулась руки мамы. Она тоже остановилась, чтобы посмотреть, как мы беседуем с девушкой.
Стало быть, все в деревне уверены, что я и есть тот безумный монстр! В это верят все: Энид, Гвиневер, миссис Дарнтон, Старая Ханна. Но не мисс Биттлстоун! И не Люси, если только преступник не она сама!
Как оправдать свое имя? Думаю, только разоблачив истинного злоумышленника, и, уверен, я к этому близок.
Если грязные письма пишет Люси и отсылает подруге в Торчестере, чтобы та их разослала по почте, все же остается вопрос: кто бродит по ночам, выкалывая глаза скоту и вспарывая животы беременным лошадям? Есть только один ответ: ее отец. Я был свидетелем гнева и яростной жестокости этого человека с хлыстом в руке. Не представляю, каковы их мотивы, но теперь знаю, что в основе всего противоестественная связь между ними.
Но что, в самом деле, имела в виду очаровательная гувернантка? Какого мальчика обвиняют в угрозах и почему? И мама, и мисс Биттлстоун упоминали какого-то мальчика, значит, все они говорят о ком-то одном?
Маленькая гувернантка рискнула работой, чтобы предупредить меня, и, возможно, только потому, что влюблена в мою персону. Как глубоко, как невероятно приятно, что эта крошка, бледноликое милое создание, верит в меня. Я ценю ее поступок в тысячу раз больше, чем если бы какой-то владыка деревушки, вроде мистера Гринакра, стал бы уверять, что верит в мою невиновность. Не представляю, как я не смог сразу заметить ее красоту, прекрасные серо-зеленые глаза, с их привлекательной близорукостью, нежный изгиб губ и аккуратненький подбородочек. Так не похоже на резкую соблазнительность дерзкой Люси.
Шесть часов вечера
Мама пришла из деревни, переполненная новостями о том, что дом миссис Пейтресс закрыт и все из него вывезено. Она сказала, что у дома стояли фургоны и крытые телеги, и люди грузили ковры и мебель. Ходят слухи, что кредиторы миссис Пейтресс заслали к ней судебных приставов и что ее показное благосостояние было лишь фикцией, основанной на ложных кредитах. Евфимия не осмелилась заступиться и ничего не сказала. Но я в это не верю.
Десять часов вечера
За обедом Евфимия спросила меня:
– Что такого секретного сообщила тебе та девушка, гувернантка? Ричард, что ты ей сделал?
Я сказал:
– Ей хватило порядочности предупредить меня, что все считают, будто грязные письма рассылаю я.
Вместо того чтобы выразить негодование, мама спокойно произнесла:
– Слышала, что миссис Куэнс получила еще одно.
Я произнес:
– И она обвиняет меня в том, что автор я. Мама, разве тебя не возмущает, что люди в это верят?
Она не ответила, но Евфимия сказала:
– Ты не объяснил, почему мистер Вебстер обвиняет тебя в том, что его сын покончил с собой.
Я был захвачен врасплох и глупо произнес:
– Мама, в этом виновата ты. Ты должна была написать мне, что папа умер. Мне показали некролог в газете. Я разозлился на Эдмунда и был так расстроен, что, совсем не подумав, послал ему письмо, которое посылать не стоило.