– Боже, да что это такое творится! Средь бела дня женщину зарезали! Милиция! Полиция! Держите убийцу!
– Успокойтесь. Вот мое удостоверение. Следователь следственного отдела Семенов…
Наталия приоткрыла глаза.
Над ней действительно возвышался Семенов собственной персоной. С рук его капала кровь.
«Моя кровь… А ведь предсказание Дениса сбылось, и…»
Мысли оборвались внезапно.
В уже знакомой темноте по-прежнему было уютно, и ни страхов, ни боли, ни проблем…
* * *
«Все в порядке. Меня никто не видел. Я никогда не оставляю никаких улик. Мне всегда удается выкрутиться, – убеждал себя Олег, нервно барабаня пальцами по краю стола. – Надо было раньше заставить навсегда замолчать эту неуемную идиотку. Теперь все, концы в воду. С Наталией все кончено. Больше она мои планы не нарушит…»
Ему почти удалось себя убедить, что план был реализован идеально. Даже руки прекратили дрожать, исчезла тяжесть в груди, и он перестал обводить знакомое пространство офиса взглядом затравленного зверя.
Но потом вдруг комната наполнилась людьми в черных комбинезонах. Они проникали отовсюду – через дверь, окна. В считаные секунды этих черных мерзких тараканов оказалось вокруг множество, и в затылок уткнулся пистолет, и лицо зацарапал ковер, а на запястьях звонко щелкнули прохладные наручники.
Олег попытался вырваться – но резкая боль в области затылка разбила мир вдребезги. А потом из этих кусочков почему-то стала складываться яркая мозаика прошлого…
…Сначала были книги.
Вдоль всех стен родители устроили книжные полки, от пола до потолка. Сотни томов заполняли пространство легким запахом пожелтевших страниц, и множеством судеб, и захватывающими приключениями, путешествиями, любовью.
«В этом доме живут прежде всего книги, – говорили все, кто попадал в гости к Петровым. – Никогда не видели столько томов в одной квартире! Да их тут тысячи!»
Маминого лица еще нет в памяти. Сначала там появляется ее мягкий голос, и он читает:
– Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам.
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам…
И вот «Песнь о вещем Олеге», гениальная, как и весь Пушкин, прочитана.
Кажется, уже тогда возникает легкая досада: что же она такая коротенькая? Мама читает неторопливо, с выражением. Но история все равно заканчивается до обидного быстро. Очень хочется сказать ей об этом. Неописуемо любопытное состояние: мысли есть, знаний о том, как все это произносится, еще нет. Только и остается, что притвориться спящим.
Мать с отцом негромко переговариваются.
– Коля, а может, все-таки сказки Андерсена, братьев Гримм? Наш сын – еще совсем малыш! Зачем мы лишаем его детства?!
В голосе отца металлические нотки:
– Мы назвали его в честь князя Олега. Никаких сказок! Я считаю, сказки – это лишнее, напрасная трата времени. Что полезного в этих глупых придуманных историях? Разве могут они чему-то научить? Я думаю, Андерсен вообще вреден для детей, он слишком мрачный!
И правда, сказок Олегу не читали. Вообще. Но потом, когда он уже открыл для себя замечательный мир слов, научился читать и стал самостоятельно пользоваться родительской библиотекой, томики Афанасьева и Андерсена его не особо-то и заинтересовали. Возможно, в чем-то теория отца оказалась верной и сработала. Пушкин и Крылов в качестве первых книг задают определенную планку, влияющую на восприятие литературы. «Сказки – это слишком просто, схематично и предсказуемо», – вынес свой вердикт Олег тем книжкам, которыми зачитывались сверстники. Кстати, хорошие книги были интереснее тех самых сверстников, интереснее реальной жизни.
Школа, скучные уроки; девчонки глупо хихикают, обсуждая любовь; мальчишки прикидывают, кого бы побить после уроков, – ну что здесь может быть занимательного? Все – пустое; все ясно как дважды два.
Вот у Анны Карениной – настоящая драма: муж или любовник, подумать о ребенке или броситься в омут страсти? Вот у Родиона Раскольникова – серьезная дилемма: убить старушку-процентщицу, убивая в себе страх и Бога – или устоять на краю пропасти, и знать, что мог бы шагнуть, и сожалеть о том, что не шагнул, стал тварью дрожащей, не имеющей права… И никогда не угадаешь, чем все закончится; никогда не поймешь, какие испытания предстоят героям на следующей странице.
Толстой, Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Бродский и Ахматова, Набоков.
Бальзак, Стендаль, Гюго, Мопассан.
Во, Вудхаус, Моэм; Сайге, Басе, Мисима.
Это был потрясающий, невероятный калейдоскоп, в котором каждый день появлялась новая незнакомая картинка. Это можно было изучать до бесконечности. Это интриговало, притягивало как магнит.
До пятнадцати лет Олег жил книгами, в книгах. И он не очень отчетливо понимал, что происходит в той жизни, где нет шелестящих страниц, заполненных ровными рядами типографских строчек. И, в общем и целом, и не стремился понимать. У него было все, что только можно пожелать, – отменное здоровье, любимые и любящие родители и целые полки верных книжных друзей.
Собственное будущее представлялось Олегу совершенно понятным.
Он окончит школу, поступит на филфак, потом в аспирантуру. И дальше его ждет кафедра русской литературы (если он решит пойти по стопам отца) или зарубежной (если выбрать такую же специализацию, как у мамы).
Но потом случились целых два знаменательных события, не оставивших от этих планов камня на камне.
Во‑первых, Олег прочитал все книги, имеющиеся в родительской библиотеке. И это оказалось просто ужасно! Как гром среди ясного неба!
– Папа, мама, я не могу в это поверить, – растерянно бормотал он за ужином. – Мне всегда казалось, что прочитать все книги, которые вы собрали, невозможно. Но вот я все прочитал, действительно все! Что нового мне даст филфак? Я чувствую себя опоздавшим на последний поезд. Пустой вокзал, огни вдали, никого вокруг… Что делать дальше – совершенно непонятно…
– Это тебе только кажется, что все настолько трагично, – улыбнулась мама, отрезав и отодвинув на край тарелки подгоревший кусочек мяса. Занимаясь приготовлением ужина, она имела привычку заглядывать совсем не в кулинарную книгу, часто увлекалась, и еда превращалась в обуглившиеся головешки. – Допустим, ты перечитал всю нашу библиотеку. Ну и что? Ты хочешь сказать, что прочитать означает понять? Да я каждый раз, перечитывая классиков, открываю новые грани их таланта!
Отец, как всегда, оказался более лаконичным:
– Ты не знаешь одного автора. Он гений. Принесу самиздат.
Олег ожидал обещанную книгу с огромным нетерпением. Но каждый вечер отец говорил: «Пока у меня нет копии».
А потом в их 8‑й «А» пришла новая ученица.
Как только Олег увидел голубые, на пол-лица глаза и копну белоснежных локонов, сердце забилось быстро-быстро, и весь мир вдруг потерял свое значение. Значение имела только она – Саша Нестерова.