Человек в очках вышел, не удостоив его ответом. Секунду-другую пленник недоверчиво смотрел на колыхание кошмы, потом обхватил голову руками, сгорбился…
Тина смотрела на его трясущиеся плечи, вслушивалась в прерывистое дыхание – и ничего не могла с собой поделать: жалела, жалела его так, что сама начала вдруг задыхаться от слез.
* * *
– Тина, Тина, проснись.
Кто-то осторожно касался ее виска.
– Проснись, слышишь?
Она вскинулась, села, с ужасом вглядываясь в незнакомое мужское лицо, озаренное бликами неверного света.
Усы! У него такие же тонкие усы, как у того, в очках!
Да нет, это Георгий. О господи…
Тина с облегчением вздохнула.
– Какой-то сон? – спросил он тихо. – Ты плакала?
– Да, – кивнула Тина, пытаясь снова улечься, уткнуться в подушку. – Кошмарный сон.
Он удержал ее за руку:
– Пора вставать. Нам выходить.
Тина взглянула на запястье. Часы идут, надо же! Стрелки слабо фосфоресцировали. Три часа.
– Как? Уже приехали?!
– Это Коломийск. Здесь поезд до шести утра встанет на запасные пути, чтобы отправиться во Владивосток в половине девятого. Но мы ждать не будем. Одевайся, я отвернусь. Нет, не это, – остановил он Тину, потянувшуюся к костюму. – Форма одежды номер два. Джинсы и прочее. – И поставил ей на постель расстегнутую сумку.
Через несколько минут они покинули купе, предварительно положив в сумку оставшиеся яблоки и несколько бутылок воды. Прошли в дальний тамбур.
Георгий тоже был в джинсах и в футболке. Лицо его показалось Тине осунувшимся. Он молчал, глядя в окно на пробегающие мимо станционные постройки.
Вагон еще катил по рельсам, когда Георгий надавил на ручку двери. Дверь тотчас открылась. Тина вопросительно вскинула брови, но тут же вспомнила о предупреждении Олега и кивнула. Людочек, стало быть, держит слово – всячески способствует «выкаблучиванию». Спасибо ей, конечно…
Георгий спрыгнул вниз и взял у Тины сумку. Потом помог ей сойти – не прежде, чем поезд остановился. Они сразу же направились куда-то в темноту. Тина спотыкалась, но ни о чем не спрашивала.
Поезд ушел на запасные пути.
Обогнув высокое вокзальное здание, они вышли на площадь.
Два полусонных «чайника» кинулись было к ним, но тотчас отстали, увидев, что Георгий по-хозяйски открыл стоящую у обочины «Ниву».
– Забирайся на заднее сиденье и постарайся еще поспать, – сказал он Тине. – Ехать долго.
– А ты?
Тина тотчас прикусила язык, но Георгий, похоже, ничуть не удивился, что она обратилась к нему на «ты».
– Я выспался, – ответил он.
Тина свернулась клубочком на заднем сиденье. В машине было тепло и душно, однако ее немного знобило – с недосыпу? Или потому, что ночь? Впрочем, небо на востоке уже светлело.
Куда они едут? Не завезет ли ее Георгий на какую-нибудь «секретную базу», откуда никогда в жизни не выбраться? Про такие случаи писали… и про обязанности девушек на тех «базах» – тоже!
Нет, он не может. Рисковать жизнью, чтобы…
– Мы едем в аэропорт, в Артем, – сказал Георгий. – Надо успеть на семичасовой рейс, поэтому поговорим потом, хорошо?
Тина не ответила. Пусть думает, будто она уже спит, и никаких таких мыслей ей и в голову не приходило!
Конечно, она толком не уснула – проваливалась иногда в легкую дремоту. Но мыслей уж точно не было – вообще никаких. И не возникало ни малейшего желания поглазеть на окрестности. Хотя раньше она так любила Приморье! И даже испытала нечто вроде чувства утраты, узнав, что после укрупнения Хабаровского края, ныне Приамурского, в состав новой губернии войдут Сахалин и Курилы, а вот Приморье – почему-то нет. Жаль, что Голуб не «развеет туч» и здесь. В последние годы жизнь «зажимала» эти места очень круто. Особенно во Владивостоке: люди маются без света, без воды – да еще и постоянные задержки зарплаты. Край света, отсюда податься за лучшей долей уже совершенно некуда, разве что за моря. Но тут хоть благодатные, красивейшие места, а взять хотя бы Камчатку или Чукотку, где опять проваливаются зимние поставки? Нет, в стране царит какое-то всеобщее безумие. Безалаберность дошла до того, что можно подумать, будто власти вознамерились уничтожить часть народа!
Тина прижала ладони к лицу. И раньше-то мысли о гибнущей империи повергали в тоску, но в душе как бы вспыхивал некий обнадеживающий огонек: да ничего, все устроится, не надо думать о плохом, слава богу, что хотя бы у меня все в порядке, ну а раз так, то непременно все наладится и в «мировом масштабе». А теперь она сама висит на волоске, судьба пошла вразнос, и надежда уже не гладит по головке, а равнодушно пожимает плечами: «То ли спасешься, то ли нет. Время покажет, а мне-то что за дело?»
Постепенно наваливался сон, но Тина боялась продолжения того кошмара и не позволяла себе забыться. Так и металась по сиденью, утирая кулаками набегающие слезы…
Аэропорт в Артеме она видела как в тумане. Только подумала, взглянув на Георгия: уж если она чуть жива, то как же он-то намучился после нескольких часов за рулем? Глаза покраснели, в лице появилось что-то угрюмое.
Тина старалась не смотреть на него в упор, но это почему-то удавалось с трудом. А Георгий был так погружен в свои мысли, что на нее и не смотрел.
Может быть, он уже жалеет, что навязал ее себе? Нет, действительно, у самого, похоже, серьезные нелады с законом, если так старательно заметает следы. Ясно же, почему они сошли в Коломийске, почему рвались на рейс, к которому, если добираться от Владивостока после прибытия хабаровского поезда, успеть совершенно невозможно. Очевидно, их могли искать на вокзале, потом – в аэропорту. А сейчас есть шанс улизнуть. Только как же проделает это Тина, если у нее нет никаких документов?!
Эта мысль внезапно ошеломила ее. Георгий в задумчивости отошел на несколько шагов – вдруг замер, обернулся.
– Тина!.. А… ты здесь. Что случилось? – Он заглянул ей в лицо.
– Паспорт, – пролепетала она непослушными губами и почувствовала, как глаза наполняются слезами. – У меня ведь нет паспорта!