…Иногда ему казалось дикостью, что между этими отбросами человечества, к которым принадлежал теперь и он сам, могли вспыхивать какие-то чувства. Желания… Однажды Зулу – он тоже был моряком, как и все в подвале, белые, черные, желтые, – привел с собой новую бабу. Крашеную блондинку, еще свеженькую. Она и так уже была навеселе, а после первого же укола и вовсе рехнулась: принялась срывать с себя одежду с ужимками стриптизерши. Народ здешний уже всякого навидался, а для Рока это было еще в новинку. Он пялился на девушку во все глаза, хотя смотреть-то особенно было не на что. Тело у нее оказалось неприятное: стройное, а все равно какое-то оплывшее, с широковатыми плечами, тощими бедрами и едва заметной грудью. Вообще-то она скорее напоминала одного из этих потаскунов, которых Рок видеть не мог, просто на дух не переносил, так и передушил бы собственными руками! Пригляделся внимательней. Нет, спереди ничего мужского не торчало: прозрачный шелковый треугольничек, который она почему-то не сняла, позволял это заметить. И все-таки он кое в чем не ошибся, потому что когда эта девка совсем разошлась и начала давать всем и каждому, то вела она себя в точности как педик. Похоже, задалась целью перепробовать всю эту гниль, которая здесь, в подвале, валялась, потому что не выходила оттуда чуть ли не двое суток, лезла ко всем подряд. Мало кто мог – все-таки шприц ревнивый любовник, однако Рок, помнится, попробовал. Баба все-таки, хоть и стала на четвереньки. Ну и зря пробовал. Совсем тошно стало – вот и все удовольствие. Но девке, похоже, он пришелся по вкусу. Она все жалась к нему, особенно когда узнала, что он русский. Может, сама из бывших наших? Этого Рок, однако, никогда не узнал.
Зато узнал кое-что другое. Уже потом, позже, Зулу спросил, скучает ли он по своей блондинке. Рок только плюнул: на что она мне? Зулу с пониманием кивнул:
– Я когда узнал, кто она на самом деле, тоже больше не мог ее трахать. Ладно, мужик, ладно, баба, но чтоб ни то ни се… Лучше с козой, клянусь.
Рок не понял, и тут Зулу ему такое сказал… Чтоб мужик по доброй воле стал бабой?! Чтоб заплатил бешеные деньги за то, что ему отрежут это вот, самое главное, самое нужное?!
Рок подумал о мальчишках, которых душманы кастрировали, как скотов, – живых и мертвых, причем живых даже охотнее, чем мертвых… Знал он таких, которые потом уже, в госпитале, руки на себя наложили из-за этого. Но чтоб добровольно… заплатив деньги?! Потом он чуть не месяц на каждую бабу смотрел с подозрением. Но вскоре научился отличать этих, «трансов», с первого взгляда. Что-то в них было такое… словами не определишь, а нутро в комок сжимается и поперек горла лезет, не проблюешься. И запах – ни мужской, ни женский. Чуял Рок их, чуял!
Зулу говорил, что «трансы» идут в плясуны и певцы, в смысле – в плясуньи и певицы, мол, даже в Москве такие есть. Это он врал, конечно, черная рожа. Чтоб в Москве?! Хотя все может быть. Теперь пол-России раком перед Западом стоит, так что, может, оно и верно, что такие мужики-бабы в Москве на Сухаревке клиентов снимают.
Всегда, когда он начинал думать про Россию, хотелось вколоть себе такую дозу, чтоб уснуть – и уже не проснуться. Про Россию да про Москву… Хотя что ему Москва? Он там и не был ни разу в жизни. Как привезли из Владивостока самолетом в Душанбе, а оттуда в Кабул в 86-м, так и увезли из Кабула в Душанбе, а потом во Владивосток в 87-м. Вот и вся Россия, которую он видел. Помнится, мальчишкой дичью какой-то казалось, что есть города, которые не стоят на море. А потом, вернувшись, долго пугался моря: сколько соленой воды, умереть можно. Среди воды – от жажды! Точно так же, как он едва не умер в тех сухих, звенящих от зноя горах. Жажда ему еще и теперь снилась – это был самый жуткий кошмар. А глотнешь воды – и все пройдет. Рок всегда ставил рядом со своим матрасом пластиковую бутылку с водой. А однажды вскочил с криком, протянул руку – на полу только лужа. Кто-то раздавил бутылку. Что с ним тогда было – вспомнить страшно…
Вспомнить? А что это такое – помнить? Ничего он не помнит, ничего. Вот и ладно. Зачем мучиться? Зулу перед тем, как отдал концы, плакал, слезами заливался: небось вспоминал тоже… Руками махал – то ли звал, то ли гнал кого-то. А помер – и не стало никого. Будто и не было. И те, кого он звал или гнал, тоже как будто сгинули, как будто померли. Может, так оно и есть. Тогда хорошо, что Року перед смертью некого звать. Мать давно уже умерла. Брат… ну, брат на нем сам крест поставил.
Вот и хорошо. Живее будет.
А Зулу был мужик какой надо, даром что черная образина. Умер… ничего, Рок тоже скоро умрет.
– …Он заразился СПИДом, – сказала Тина – и открыла глаза, испугавшись своего голоса и этих слов.
Привскочила, села, поджав колени к подбородку, обхватив свои дрожащие плечи.
Где она?
Нет, не в том жутком притоне, который только что снился. Круглое окошко, столик, привинченный к стене. Напротив – смятая пустая постель. Все это покачивается, колышется…
Тина долго смотрела на скомканные простыни, не в силах ничего понять. Потом ее отпустило: легла, уткнулась в подушку.
С ума сойти! Ну и сон! Хотя после вчерашних приключений и не такое могло привидеться. Однако привязался же к ней этот «юный нахимовец»! Наваждение какое-то. А вот интересно знать: на самом ли деле было с ним то, что видится Тине, или это просто причуды воображения?
Интересно? Неужели тебе и в самом деле это интересно? Или куда больше занимают некоторые другие вопросы? В первую очередь – где Георгий?
Опять осмотрелась, кивнула: майка здесь, куртка здесь, кроссовки валяются на полу. За стенкой жужжит электробритва.
Усмехнулась: все-таки жизненный опыт кое-чему научил Георгия. Теперь он без джинсов ни шагу! Хотя Тине некуда бежать с его штанами или без: вода, вода, кругом вода!
Вот уж верно говорят: судьба играет человеком. Играет, зажмурив глаза, даже не глядит, куда швырнет его, бедолагу. В данном случае ее, Тину Донцову. Теперь вот в морское путешествие отправила.
Соскочила с постели, глянула в круглое оконце. Иллюминатор называется. И верно – море везде-везде. Вдали красивым полукругом смыкаются скалы. Странно. Такое ощущение, будто она уже видела это место. И вот что еще странно: скалы стоят на месте, никуда не плывут. И волны как-то не так плещутся. И яхта вроде бы не движется. Приплыли, что ли?
Щелкнул за спиной замок, и Тина прыгнула обратно в постель. Скорчилась, натянула на голову простыню, замерла.
Плечи покрылись гусиной кожей. Все потому, конечно, что внезапное щелканье замка напугало ее, будто пистолетный выстрел. А совсем не потому, что там, за спиной, Георгий.
Что он делает, интересно?