Глядите − вот есть механоиды − их жизни скоротечны и порой не подвластны им. Многим из нас так сложно выразить чувства словами или жестами, или даже рисунком. И мы − живые мыслящие существа, мы можем создавать − мы можем творить, и наша немощь может быть выражена, отражена, может стать реальной таким бесчисленным множеством прекрасных, удивительных способов… мир − это огромный часовой механизм и всё важно в нём − каждая складочка на ножках карапуза, каждая морщинка на старческих руках. Но только если мы поделимся этим с кем-то ещё. Что стоит самое гениальное открытие, если о нём так никто и не узнал?..
И поэтому я должен раскрашивать зори − это важно − это часть бесконечного прекрасного водоворота выражения чувств. Такие как я, дают слово немым, возвращают слепым дар видеть − мы… мы делаем этот мир более завершенным. И Сайрика понимала это, она понимала меня, но отчего же так доконали её наши разлуки? Неужели же не верила она в глубине своей души, что я люблю её? Мне стало холодно и страшно от этой мысли, я вдруг подумал опять, что никогда уже не поцелую её между механических пальчиков.
Дивен положил мне руку на плечо, я взглянул на него, сокрушенно и виновато вздохнул, и улыбнулся. Там, внизу, погребальный костёр зажегся. Теперь нужно было успокоиться, подумать о вечном. Расслабиться. Всё удалось.
Огонь танцевал, пожирая тело великого мечтателя, с которым я никогда уже не познакомлюсь. Оранжевые языки пламени танцевали как мучимые ветром огромные шелковые шали. Вверх и вверх летели искорки и прогорали посреди парящего в небе города.
Внезапно загорелось ещё несколько костров. Языки огня начали перепрыгивать с одного двора дома на другой словно струи воды танцующих фонтанов. Они разгорались и гасли безвредно для города, переплетались в воздухе, словно танцоры, ласкали друг друга, как преступные любовники, пожираемые страстью. Несколько домов, оторвались от своих привязей и устремились вбок, меняясь местами постепенно уходя вверх, их ловили другие цепи и подтаскивали вниз в такт музыке. Танцующий город исполнял последний прощальный вальс для своего создателя, скользя по воздуху в сари из огня и ветра.
Я поперхнулся чаем, и прохрипел:
− Вниз! − закашлявшись, я не смог продолжить дальше фразу, которую хотел выстроить нецензурно. Дивен услужливо похлопал меня по спине, я прокашлялся и заорал уже во всю глотку, кинувшись к мостику, − Вниз, Рек, вниз!
Нужно сказать, что парень меня опередил, и уже выполнял то, что я только хотел ему приказать.
Дивен и, сброшенная Реком с колен, Вай-Вай что-то у нас пытались выяснить, глядя, как мы опускаем судно, но что тут объяснять − огненная феерия, не место для дирижаблей − у нас под оболочкой − легко воспламеняющий газ, и не важно, что за дирижабль − большой или маленький − Лёгкая или Энкорра − огонь − это смерть для судна и возможно − для экипажа.
Кстати, об Энкорре − я глянул на них − ребята также начали снижаться. По моей просьбе, Дивен проглядел все присланные нам бумаги, об огненной феерии не было сказано ни слова. Нас не предупредили, а мы остались в воздухе, на всякий случай. Случайность ли это была, небрежность, или город точил на ПОРЗ зуб − я не знаю, но мы были в опасности.
Спуститься для дирижабля − простая задача, но город под нами постоянно менялся − здания перемещались вверх, вниз, вправо и влево, и мы, так получалось, плыли посреди городских улиц и сполохов огня. Энкорру я потерял из виду, и волновался за дирижабль.
На Лёгкой, не считая музыки, приглушенно доносившейся снаружи, была относительная тишина − только моторы работали. Все, должно быть закрепились, как могли, и смотрели, как я правил. Оставалось немного, когда я услышал тот звук, который не нравился мне раньше. Я отправил Река смотреть что с мотором, но раньше, чем парень добрался до него, неприятный тон перешел в скрежет. Руки мои похолодели, а потом наступила настоящая тишина.
− Сдох! − крикнул Рек из моторного, − мастер, мотор умер! − погребальные гимны бросились в гондолу на место звуков двигателей.
Нас несло безумными ветрами от танцующих зданий. Я мог только править, но уже не выбирать куда плыть. Пальцы стали каменными. Внезапно, прямо перед нами вынырнула из сужавшегося переулка Энкорра, нас понесло на неё, ребята попытались уйти выше, и я с ужасом увидел, как огненный поток направляется к их оболочке. Я смотрел на это совершенно молча, недвижимо.
И прекрасный большой дирижабль вспыхнул, как факел. Оболочка Энкорры обладала несколькими независимыми отсеками, которые сейчас изолировались друг от друга с помощью автоматических аварийных клапанов. Потому оболочка загорелась не вся, но судно начало терять высоту − весь личный состав погибнет, если не освободить гондолу и не замедлить падения.
− Правь на них! − Крикнул я, передавая штурвал Дивену, чтобы тот его отдал Реку, когда он добежит до мостика, а сам мотнулся за тросами.
− Но там же пожар! − крикнул мне во след кот, понимая, что наши судьбы уже вырваны из наших собственных рук, или лап.
− Выполнять! − рявкнул я.
− Кай, вы куда? − попыталась выяснить Вай-Вай, пока я брал тросы, − Кай, вы чего? − уже не скрывала страха она, когда я открыл люк-для-идиотов, и увидел пылающую бездну в которую отсек за отсеком превращалась оболочка Энкорры − там, в гондоле, экипаж ещё был жив. Сам дирижабль страдал, но и у него был шанс выкарабкаться. Энкорра находилась чётко под нами.
Ну, тут у меня было два варианта: я пройду через пылающую часть оболочки насквозь и опалю свою рыжую шубку, или напорюсь на жесткие части конструкции, и поджарюсь.
Я прыгнул. Я знал, что нужно было делать. Горячий воздух пахнул мне в лицо, я летел вниз механоидом, чтобы ускорить падение. Держался я так долго, пока мог терпеть жар, но, когда стало совсем невмоготу, перекинулся лисом и уже так влетел в объятия огня. Моя механика это выдерживала, хотя шерсти не так повезло.
Я пролетел пылающий газ и приземлился на гондолу сверху − ещё несколько отделений оболочки замедляли её падение, трос уже начал натягиваться − горячий воздух поднимал Лёгкую вверх. Я перекинулся обратно, и заметался, пристёгивая трос, не делая при этом ни вдоха. Это заняло немного − секунд двадцать. Затем я перекинулся обратно лисом, трос натянулся, и гондолу Энкорры потянуло вверх − теперь баллон Лёгкой держал обе гондолы и под их тяжестью почти неуправляемый дирижабль должен был начать опускаться вниз. Ну, держись, Рек! Я в тебя всегда, парень, верил.
А меня поднимающейся гондолой тянуло на остатки прогорающей оболочки − в ипостаси лиса я мог потерпеть, но не слишком долго. К счастью, мастеру Кейрику удалось освободить гондолу от баллона изнутри, и ветер снёс пылающую громадину вбок, что спасло мою жизнь.
Всё это − от моего прыжка до уничтожения оболочки, считая все её защитные механизмы, разделение на отсеки, автоматические клапаны, огнеупорную пропитку тканей, заняло примерно полторы минуты. Я нашел собственный парашютный механизм гондолы, и увидел, что изнутри он был спущен, но повредился от жара и не сработал. Если бы не везение, Энкорра бы разбилась, и погребла под собой экипаж. Все прекрасно отлаженные на земле механизмы, все наши предосторожности − ничто против хитрости неба. Но у нас она ещё была − удача. Мы медленно начали дрейфовать вниз. Вырвались.