С Липоксай Ягы надзор в виде лебединых дев Дажба снял многажды раньше, ибо по неведомой для него причине, все приставленные создания выходили из строя. Небо, конечно, догадывался, что выводит из строя лебединых дев прицепленный к вещуну бес, но ему так и не удалось его обнаружить, а значит и убрать… Не удалось и даже тогда, когда Дажба приносил в бессознательном состоянии Липоксай Ягы на хурул. А все потому как по просьбе Стыня, Опечь не только настроил правильность работы беса, но и подключил к нему мощное устройство, скрывающее его от иных Богов, и даже от Першего. Абы Опечь был на такие чисто механические творения вельми способен. Это было первое общее действие Стыня и Опеча, коему рад оказался не только Перший, но и Небо. Потому, вероятно, и уступил Димургам, не став разыскивать и уничтожать беса. Хотя, после истребления бунтовщиков в Овруче ни с Еси, ни с Липоксай Ягы более ничего опасного за эти лета не случалось.
Поздней ночью Липоксай Ягы сызнова задержавшийся в своем казонке в детинце был отвлечен от просмотров древних свитков Богом… темным Богом. На этот раз Стынь не просто заговорил с ним чрез беса, он пришел… Пришел, потому как соперничество за лучицу вступило в исходную фазу, и Бог торопился отдать, поколь еще оставалось время, особые указания и единожды быть не примеченным иными Зиждителями. Стынь появился во всей своей мощи и росте… Зазолотилась… засветилась ярким полыханием комната, плотные занавеси прикрывающие окно в миг облепили сами стекла, сплотившись с ними в общее целое. Золотые испарения, окутав все помещение так, чтоб туда не проник ни один звук, словно выдернули из стула Липоксай Ягы, и, переместив мгновенным движением через стол, резко опустили на колени. И тотчас в золотых переливах света, оный точно объял Бога и человека появился Стынь, обряженный в золотое долгополое сакхи, с серебряным обручем на голове увенчанным огромным каплеобразным, голубым аквамарином. Его темно-коричневая кожа подсвеченная изнутри золотым сиянием теперь и сама казалась золотой, в тон его сакхи и испарениям кружащим округ него. Вещун впервые узрел Стыня… Дотоль дымчатый образ Огня, виденный им почти семнадцать лет назад с таковым же сиянием кожи, на доли секунд ввел его в замешательство, кто пред ним, одначе, стоило Богу заговорить, как старший жрец враз догадался с кем, довелось ему повидаться.
– Липоксай Ягы, – молвил своим певучим, объемным басом Стынь, и вещун немедля склонил пред Богом голову.
Старший жрец вже давно перестал относиться к этому Зиждителю, как в целом и ко всем темным Богам, с воспитанным в нем страхом и отчуждением. И не только, потому что слушал мудрые рассказы Есиньки, но и сам почасту соприкасающийся с теми или иными повелениями Стыня, стал по первому почитать… уважать… а после и любить Димургов. Всех вместе, и каждого в отдельности, одинаково сильно, что раньше ощущал только в отношении Расов и Атефов. Он, мало-помалу размышляя о существовании Солнечной системы, Галактик и Вселенной понял, что разделение на белое и темное, добро и зло есть ничто иное, как узкорамочное измышление самого человека, не имеющее ничего общего с самими Зиждителями, величественными строителями систем, Творцами, Созидателями, Отцами всего живого.
– Слушай меня внимательно Липоксай Ягы! – голос Стыня, единожды заполонил собой все курящее околот них дымчатое испарение, не только мощью, но и особой присущей божествам властностью. – Завтра поутру ты снарядишь летучий корабль в дальний перелет. Запряжешь в него с десяток кологривов, соберешь еды, одежды, драгоценности. Отберешь преданных тебе людей, за счет каковых уменьшишь количество матросов на судне. Никому о моих распоряжениях не сказывай, особенно о том не должна знать Еси… Она вообще не должна ведать, что я к тебе все эти годы приходил и отдавал повеления… Завтра к вечеру корабль должен быть собран… И в ночь ты с Еси отсюда улетишь. Туда на континент Африкию, где мы разбили поселение. Ты понял меня?
– Понял, – глас Липоксай Ягы встревожено задрожал. Он торопливо вскинул голову, всмотрелся в столь близкое лицо Бога, где золотое сияние слегка погаснув, живописало положенный темно-коричневый цвет кожи, и много бодрее вопросил, – что-то случится? Случилось?
– Да! – весьма жестко откликнулся Господь, и тот ответ точно наотмашь вдарил по лицу старшего жреца, отчего у него мгновенно зарделись щеки. – В днях произойдет природный катаклизм и Дари погибнет. Ты можешь спасти и уберечь от гибели Еси, если улетишь туда, куда я указал… И не смей меня ослушаться, ибо дороже Еси в Дари… на Земле никого нет… Она основа жизни этой планеты. И ты обязан!.. обязан сберечь ее жизнь.
– А люди… дарицы? – Липоксай Ягы, похоже, перестал дышать и туго приотворил рот, тягостно качнувшись туды… сюды, может намереваясь упасть.
– Большей частью погибнут, – с металлическим звоном отозвался Стынь и в ушных раковинах Бога зараз густо замерцали мельчайшие синие сапфиры, словно вторя сиянию аквамарина в навершие венца. – Как и на иных континентах… другие люди… каковых вы белые величаете желтыми, красными, черными. Главное, чтобы ты, Липоксай Ягы о том, что я тебе поведал, умел молчать… И запомнил, основа этой планеты Еси, так было и досель, когда на Земле впервые появились люди. Так будет и до тех пор поколь по ней ходит человеческое племя. Суть этой планеты божество Есислава. Ежели ты, все выполнишь, как я тебе указал… вмале на континент Африкию прибудут посланцы Богов. Они принесут вам потерянные знания и тогда наступят золотые времена, обещанные в ваших свитках. Ты, уяснил мои распоряжения, Липоксай Ягы?
Старший жрец надрывно качнул головой и тело его, опирающееся на колени, стремительно мотнуло вперед… вроде он жаждал припасть устами к стопам Зиждителя, испросив пощады для своего народа в его силе.
– Нет, – видимо услыхав мольбу вещуна произнес достаточно авторитарно Стынь, и аквамарин в его венце и вовсе рывками завибрировал, видимо призывно, что-то сообщая своему хозяину. – Ничего исправить нельзя, так велено поступить Родителем… Дари гибнет повелению Родителя, потому как сие надобно Богам… Это божественный умысел, и не имеет отношение к людям… к землянам. Помни, важным для тебя сейчас является уберечь и успеть увезти Еси в Африкию. Я знаю, что прибыл слишком поздно, но и сам узнал о том оногдась… Посему ты постарайся сберечь Еси. О людях не думай, о них пусть думает Бог Дажба.
Аквамарин в венце и вовсе послал широкий луч сине-голубого света вверх и будто пробил узкую, долгую трещину в золотых испарениях дыма, кружащего над Зиждителем. И в той щели явственно живописалось лицо Мерика, с кукишом заместо уха на макушке головы, с вертлявым, длинным носом, двумя продолговатыми, махунечкими, золотыми глазками, да тончайшими, алыми губками, растянутыми до средины щек. Черт, как-то дюже резко дернул своим единственным ухом, отчего в нем замерцали пестро-коричневые камешки яшмы, и, раскрыв рот, скоро молвил:
– Господь, поторопитесь… Ваше пребывание в детинце примечено Господом Першим.
Стынь не менее шибутно кивнул, и тотчас золотое сияние, допрежь окутывающее помещение, вместе с образом Мерика резко надвинулось к нему, скомковавшись особенно густо подле фигуры… словно поглотив его как такого. И в том, мареве света, воочию послышалось обрывочное шипение, а после прозвучал властный бас-баритон: