– Зачем… зачем он так поступил мамочка, – наконец совладав с собой, да убрав руки от лица, проговорила девушка, а в глазах её столь ярых, насыщенных красками молодости блеснули крупные капли слёз. – Как он мог… твердить мне о любви, о чувствах, о нашем будущем… А потом взять и уйти, сославшись на то, что я его не понимаю, а значит и не быть нам счастливыми. И уйти, уйти к кому? К Катьке… к моей подруге. Значит, эти шуры-муры они творили натихую там за моими плечами, таясь и, судя по всему, посмеиваясь надо мной… Как это противно!.. Как!..Как!.. Скажи мне, мама, как он так мог поступить? Как? – требовательным тоном спросила она, точно мать непременно знала ответы на все её вопросы.
– Так бывает, доченька, – мягко молвила женщина и, протянув вперёд чуть полноватую, с округлыми формами руку, нежно провела пальцами по лежащей на столе деснице девушки. – Люди встречаются, влюбляются. Порой им кажется это навсегда, но проходит немного времени, и они понимают, что нет ничего общего с тем кто, как казалось, выбран насовсем… Наступает осознание того, что этот человек не тот с кем ты сможешь, сумеешь пройти долгий и тягостный, единожды радостный, путь от самого истока рождения любви до того последнего мига жизни– до смерти.
– Ах, мама, да чего ты в самом деле… о какой такой смерти, о какой жизни, о пути… при чём тут это, – надменно выпучив вперёд свои нежны губки, обиженным тоном проговорила дочь, и вновь поднесла к лицу раскрытые ладони, уткнулась в них и горько заплакала.
– Поплачь… поплачь девонька моя, может станет полегше… может, – нежно и тихо заметила женщина и надсадно вздохнула, переживая вместе с любимым чадом горечь предательства. – Всё пройдёт, – немного погодя добавила она, видя как сквозь неплотно сомкнутые пальцы дочери стали выскакивать крупные слезинки, и падая на клеёнчатую скатерку собираться в малые такие солоноватые лужицы. – Знаешь, говорят люди– время лечит… Лечит любую потерю, не только предательство, разлуку с близким, но даже и утрату родных… И если Валера так поступил, верно, не тот он человек, который нужен тебе. Не тот с которым ты станешь счастлива.
– Много ты знаешь о счастье, – сердито буркнула дочь, на маленечко прекращая хлюпать носом и вслушиваясь в сказанное матерью. Она чуть-чуть медлила, а после пробормотала не так ясно, но очень жестко, словно стараясь сейчас излить на ту, которая старалась не просто поддержать, а если получится и забрать на себя как можно больше дочерней боли. – Как будто ты была когда-то счастлива, любима… или любила кого-то… – гнев девушки нарастал, а в голосе появились злобные нотки… Теперь она окончательно решила выплеснуть всё, что давило её, заставляя надрывно бухаться внутри сердцу, что теснило душу, на того, кто подставляя плечо, мог всё снести, кто больше всех любил и дорожил ею. – Любовь… да, что ты мама о ней слышала, что знаешь. Скажи ещё мне, – и дочь отвела руки от лица, схватилась пальцами за край столешницы, будто пытаясь удержать равновесие, да окатила женщину, переполнившей её душу обидой и раздражением, – скажи ещё мне, что ты любила отца, и всё это время была с ним счастлива… С ним, который кроме бу-бу-бу да ры-ры-ры ничего путного за жизнь и не говорил.
– Говорил, – добродушно улыбаясь, откликнулась мать, делая вид, что не замечает гневливой горячности в словах дочери. – Он говорил и говорит, что любит меня, и я ему необходима как глоток воздуха, как порыв ветра и солнечный луч. Он говорит, что жизнь его без меня была бы пуста и тосклива.
Девушка от услышанного явно опешила, выражение её лица также молниеносно сменилось со злобного на удивлённое. Черты враз смягчились и даже лёгкое трепетание пробежавшее по губам, точно они желали расплыться в улыбке, ослабило их напряжение. От той нежданности она враз присмирела и, приоткрыв рот, всё еще хранивший на губах легкость красок оставленных помадой, еле слышно проронила:
– И когда… когда же он это тебе говорил? Сколько живу рядом с вами, никогда ничего подобного не слышала… Я даже не слышала, чтобы он, ну, как Валерка мой, называл тебя как-то нежно… Ну, там девочка, милая, солнышко, родная… только Вер… Вер… и всё.
– Ещё Веруньчик и Веруся, – дополнила молвь дочери мать, – ведь не всегда в тех нежных словах, которые ты перечислила звучит любовь.
– Так ты была счастлива? – вопросила дочь и протяжно вздохнула.
А мать внезапно слегка склонила голову на бок и, всмотревшись в полотно старой с выщерблинами и тонкими рубцами чашки, стоящей на столе, спутницы их долгой совместной жизни с мужем, задумалась.
«Что такое счастье? Спросите – вы. А я вам, не мешкая, отвечу– это миф, выдумка и наваждение. Нет, и никогда не было, такой эмоциональной удовлетворённости, такого чувства как счастье. Всякий раз, рассуждая об этом чувстве, люди или лгут или просто ошибаются. Не могут быть счастливыми, не только те кто бедны, но даже и те кто богаты. – Выросли, встали волной пред этой женщиной строки когда-то написанного в юности школьного сочинения. – Если человек и может быть доволен своей жизнью и испытывать всякий миг от неё радость, то только не здесь… не на нашей земле… и не сейчас.
Порой я желаю, чтоб даровали мне два крыла, таких огромных, белых, чуть округлённых по грани. И я бы взмахнув ими, улетела в страну сказку, на иную землю, в другое время…
В дольний мир! юдоль– мечты…
Она, та неведомая, но без сомнения счастливая планета, мир, страна где-то за облачными далями. Никому не ведом туда путь, не ведома дорога…
Там в том величественном и радостном мире лазурный небосвод покрыт пухлыми, разрозненными облаками и на нём горит ярчайшее, жёлтое светило, испускающее теплые, любовные лучи. Иной раз ты вздеваешь голову, смотришь на солнце, а оно улыбается тебе в ответ, подмигивает, или смеётся, а потом нежданно начинает кружить в вальсе с облаками, легко подымая вверх подол своего тонкого полупрозрачного сарафана, помахивая при этом белым платочком.
Зелень полевых трав устилающих землю там поразительна, а насыщенность цветиков разбросанных в тех еланях напоминает акварель красок. Дивен воздух тех краёв, наполненный ароматами цветов, свежестью раннего утра и чистотой рождённой от прошедшего давеча дождя. Перекидываясь звонкими каплями водицы, журчат маханькие ручейки. Они выбиваются прямо из-под земли, окружённой в тех местах плоскими, гладкими каменьями. Они несут живительную влагу и воспевают много гласным созвучием капели оду жизни и роста. Лёгкий, незримый ветерок, как руки любящей матери перебирающей завитушки светло-русых волос, нежно голубят кожу твоего лица, окатывают дуновением губы, что-то шепчут в уши…
Только в том неизведанном, а может никогда и ни рождённом мире, мы лишь и будем счастливы, радостны, благополучны. Любуясь пригожестью лугов, полей, хвойных и лиственных лесов, подпирающих небосвод, белыми шапками снега, корявых, нерадиво вырубленных гор. В той, доселе никем не познанной земной юдоли, люди счастливы, потому как они не предают, не лгут, не убивают и главное умеют любить!
Я хочу… хочу жить в том величественном мире, любить наслаждаясь красотой той земли, и простотой живущих там людей!
Только где та земная юдоль, тот дольний мир, та чудесная планета?..