Владелина пробудилась наверно поутру. Трудно было сказать, сколько она проспала, но одно было ясно не одну ночь, потому как лежащая повдоль тела рука, плотно обернутая какими-то зелеными листами растения, совсем не болела. Необычайная легкость и приподнятость чувствовалась во всем теле, а на губах и в самом рту ощущалось сладость, точно от собранной языком цветочной пыльцы. Почитай багровые лучи солнца заливали комнату, девочка слегка приподнялась с ложа, облокотилась на правую руку и осмотрелась. Прямо подле нее, верней чуть-чуть правее ее невысокого ложа на полу поместилась царица.
Она сидела недвижно с вытянутой ровной спиной и слегка опущенными вниз плечами. Правая согнутая в колене нога покоилась ступней на левом бедре так, что высоко была задрана такая же белая ее пятка, прижатая к самому животу. Левая нога расположилась на правом бедре тараща не менее выступающую левую пятку. Казалось Вещунья Мудрая заснула, али окаменела, ибо даже не виделось колебаний ее уст, груди, тесно прижавшись друг к другу, покоились на животе тонкие руки и были сомкнуты очи. В багряных лучах подымающегося солнца ее кожа нежданно стала ярко светиться золотисто-алым светом… еще миг и тот свет наполнил, кажется, все помещение. Влада боясь потревожить царицу и, верно, проводимый ей обряд торопливо легла, а ядренистый свет уже густо заполнил всю комнату. Он будто напитал сами ровные в виде гладких нешироких планок стены, влез в окно и створку двери, да плотным маревом навис над самой юницей, вроде страшась ее коснуться. Рассыпчато-плотный дымок витал над телом девочки, изредка, совсем мало ощутимо, касаясь ее золотистыми лоскутками, трепеща в колыхании ее дыхание. А посем внезапно резко и грубо упал на лицо отроковицы и стремглав проскользнул ей в нос. Владелина приоткрыла рот, и, вздохнув, глубоко вогнала его внутрь себя еще и через рот. Зернисто-кучные пары махом заскочили ей в глотку, застлали изнутри очи, надавили на лоб и нос… И на какие-то доли секунд остановили биение ее сердца, течение юшки в венах.
И тогда отроковица сызнова увидела махонисто раскрывшийся рот лопаста рядья мелких зубов забрызганных голубой кровью, и едва слышимые слова, молвленные его устами:
– Черви… Вы уничтожите саму землю, высосите ее кровь, извратите ее плоть и оставите тут лишь остовы… безобразные остовы костей…
Еще, по всему вероятию, один морг и густая тьма точно прочертила пред юницей мощное колесо. Его круглый обод днесь горел золотыми переливами, в середине огромными полосами света пролегали спицы, сходящиеся во вращающемся, на вроде втулки навершие. От самого обода, как и от спиц, и от навершия, в разные стороны отходили узкие, трубчатые сосуды укрытые голубыми и оранжевыми клубящимися туманами по поверхности коих были раскиданы крупные белые четырехлучевые звезды.
Затем космическая даль и колесо явственно дрогнув, испарились и немедля показалась огромная долина, окруженная обезображенными, кривыми без коры, ветвей и листьев сухими деревьями, зыркающими на Владу костяными белыми стволами тел. Бурая почва под теми мертвыми деревьями была усеяна… покрыта сплошным ковром мусора… стеклянных и деревянных осколков, кусков и более крупных предметов, трухой пищевых отходов, дряхлых вещей, бумаги, пластика, вперемешку с глиняными, керамическими останками некогда чего-то цельного, железа, резины, бетона, кирпича, шифера, и, похоже, человеческих частей тел… Отрезанные ноги, искривленные, почерневшие, и точно потекшие… лишенные плоти кисти, обильно сдобренные отломками стекла и ветоши. Возле той, похоже не имеющей границ и плавно втекающей в поселение, свалки находились напиханные друг на друга кирпичные и бетонные дома. То широкие, то вспять узкие, долгие с железными и шиферными крышами, с потухшее-бесцветными окнами. И такими же бесцветными, безжизненными были лица людей густо наполняющих тесные улицы поселения, погибшие, омертвевшие задолго до того как прекратили биться их сердца и разлагаться их плоть. Нет в том тесном месиве лиц, домов, улиц, поселений места вольному ветру, могучим лесам, высоким горам, чистым рекам и круглым озерам. Поднялся высоко в небо, будто выросший из земли, грибоподобный столп серо-бурого дыма. Густой пеной растекся он по оземе, бурым маревом окутал все ее артерии, сосуды, жилы… Кровавые лица, с безумными черными очами, как у потерявшего ум энжея, когда-то напавшего на первых жителей Земли, запрудили собой все пространство кругом и мощной ладонью, кажется, прижали горло девочке так, что невозможным стало вздохнуть. Мозг многажды раз увеличившись, надавил своей массой на череп, отчего слышимо хрустнули кости, и тугой страх потери жизни плотным одеялом заполонил всю плоть, разком высосав оттуда тепло.
Влада резко отворила глаза, и, по всему вероятию, вскочила на ложе, нежданно узрев, как все поколь сидящая на полу царица туго качнулась в ее сторону. Не менее стремительно приоткрылся рот Вещуньи Мудрой, и из него вырвался луч почитай золото-красного сияния… Плотный жар внезапно наполнил голову девочки, заслонил ярким коричнево-золотым сиянием очи, кажется, выгнул своей мощью шею и рывком отворил рот. Теперь заскрипели не только стенки черепа отроковицы, но и надрывисто хрустнула нижняя челюсть, а внутри груди натужно дернулось сердце. Лепесток смаглого сияния, словно лоскуток огня, энергично выплеснулся из отворенного рта юницы, заметным долгим лучом. Тот вельми разрозненный поток света, дотянувшись до лица царицы, срыву облизал золото-красное сияние, выглядывающее из ее рта и единожды впихнул его обратно в глотку. Еще более яркое свечение смаглого потока, озарило и само лицо Владелины, окатив кожу огненным жаром, и ее несколько увеличившиеся в размере от ужаса очи. А после, резко дернувшись, вроде девочка сделала глубокий вздох, втекло обратно ей в рот. Весьма болезненным жаром, возвернувшийся лоскуток сияния, опалил рот юницы, ноздри, и по всему вероятию все кровотоки… рьяно ударившись в сам мозг.
– А… а… а! – нежданно резко закричал кто-то внутри головы Владелины, тем воплем точно стягивая расширившийся мозг, а после выплеснулся кровавым потоком из носа и гулким вторившим эхом изо рта. – Отец! Отец! Я жив! Я здесь!
– А… а… а!.. – теперь уже кричала отроковица, выплескивая из открытого рта все то, что переполняло голову.
Тягостно дернулось внутри Влады сердце, вероятно, свершив крутой рывок вперед и прибольно стукнув по легким. И тотчас по венам заструилась досель замершая кровь правда не жаркая, а вспять леденящая и та же морозная стынь, охватила все тело девочки так, что она вся стремительно дернувшись, подпрыгнула вверх на ложе. Какое-то мгновение очи ничего не видели, токмо порой в них точно искрились густые пурпурные туманы и возможно ничего не слышали уши, а засим раздался тревожный шепот Вещуньи Мудрой:
– Тише, тише девочка моя! Тише, тише, прошу тебя, умиротворись! Умиротворись! – но то, что некогда, словно тягучая песня успокаивало юницу, сейчас не помогло.
Владелина сызнова пронзительно крикнула, ибо тот гул уже переполнил мозг, и его пришлось выпустить из себя, а после резко, все еще не видя пред собой царицы, принялась вырываться из цепких ее рук. Озираясь, страшась узреть опустошенную видением Землю, и то самое смаглое сияние, выплеснувшееся из нее в направление Вещуньи Мудрой.