Александра почувствовала, что слезы подступили к глазам, и, чтобы в самом деле не заплакать, ничего не ответила, а только поцеловала его в плечо. Не передать, какой счастливой она себя сейчас ощущала! Правду кто-то сказал: женщина любит ушами. Сперва сбросить с себя опостылевшие путы и понять, что эта новая жизнь восхитительна, а потом еще и услышать, что она не просто способна стать десертом после ужина, но и наслаждением, и с ума может свести – это же… от этого захватывает дух так же сильно, как от любви. И эти слова как-то воздействуют на ее тело, они словно бы прикасаются ко всем нервным окончаниям, ее самые потаенные местечки наливаются жаром, в висках начинает стучать. И, что самое удивительное, то же происходит с Ростиславом: она знает это так же точно, как если бы его тело было ее телом. И вот она опять чувствует эту восхитительную тяжесть на своей груди, опять его губы приникают к ее губам, опять она стискивает коленями его бедра, опять… опять… Жажда наслаждения вдруг оказалась так велика, что они не могли затягивать ласки. Чудилось, оба бегут навстречу друг другу из какого-то далека и вот добежали, встретились, сомкнулись… словно бы разряд тока! Что-то вспыхнуло, весь мир озарился светом… она изумленно открыла глаза и увидела близко-близко лицо Ростислава с незнакомым, напряженным выражением счастья.
Какое-то мгновение он смотрел на нее ошеломленно, словно не видя, еще продолжая ловить последние судороги блаженства, потом резко мотнул головой и хрипло сказал:
– Привет! Ну разве так поступают порядочные люди? А написали: до полдесятого! Разве сейчас уже полдесятого?
Александра судорожно сглотнула, с трудом сообразив, что случилось. Свет включился, вот же зараза! Она ненавидела сейчас все, что связано с электричеством, начиная с диспетчера Горэнерго, который ткнул в кнопочку на пульте раньше времени, и заканчивая этим, как его там, который изобрел лампочку накаливания. Ей не хватило совсем немножко – еще бы чуть-чуть, и она добежала бы!
Чуть повернула голову, чтобы видеть стоящие на телевизоре часы. Но вместо этого увидела отразившийся в темном экране диван, а на нем…
Это что?! Кадр из эротического фильма?! Это кто, это она там лежит с раздвинутыми ногами? А на ней…
Она почти с ужасом уставилась на Ростислава, и вдруг он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза:
– Какая же ты красивая! Ну, еще, давай еще…
Он чуть подвинулся, встал на колени между ее ног, провел руками по груди, по животу, скользнул ниже. Александра застонала, зажмурилась.
– Нет, смотри на меня! Смотри на меня!
Но она не могла. Его руки делали с ней что-то такое, от чего сразу потемнело в глазах. Она то открывала глаза, то зажмуривалась – и вдруг услышала чей-то стон, поняла, что стонет сама, прикусила край ладони, но с телом ничего поделать не могла – оно билось, металось, подчиняясь рукам Ростислава, но вот наконец сокрушительное блаженство смилостивилось над ней – отступило, оставило тяжело дышать, словно выброшенную на берег шквалом.
Александра всхлипнула, утерла глаза, потом, приподнявшись, взяла Ростислава за руку, прижалась к ней губами… и вдруг увидела повыше запястья бесформенную, расплывшуюся кляксу рубца, напоминавшего след давнего ожога.
Она закричала так, что сразу сорвала голос и подавилась кашлем. Не помня себя, оттолкнула Ростислава, соскочила с дивана и ринулась куда-то, ничего не видя от ужаса. Ударилась о косяк, снова закричала от ужаса, что дверь заперта, что не вырваться, – но нет, вырвалась, влетела в комнату Карины и захлопнула за собой дверь. Трясущимися руками защелкнула задвижку – покойная сестра строго охраняла свою личную жизнь! – и кое-как смогла перевести дух. И тут же ее снова заколотило, потому что в дверь ударилось тяжелое тело, раздался голос Ростислава:
– Александра! Сашенька! Да ты что?!
Она забилась в истерике, и все, что могла выкрикнуть с мольбой, это было:
– Уходи! Уходи! Я вызову милицию!
– Что-о?! – Он глубоко вздохнул там, за дверью, а потом снова ударился в нее с такой силой, что защелка соскочила.
Александра с визгом ринулась в угол, забилась между стеной и шкафом, выставила вперед руки:
– Не подходи! Не подходи!
В этой комнате не горело электричество, и темный мужской силуэт выглядел угрожающе. Лунный свет играл на его голых плечах, и Александра снова зашлась паническим криком:
– Не надо! Я вызову милицию!
Как она собиралась это сделать, если телефон стоял на кухне?! Но Александра не думала об этом. В ушах звучали далекие отзвуки ненавистного голоса: «Снимай штаны и ложись. Чего сидишь, как девочка!.. Лучше я ее трахну, а на пленку сами наговорим, чего надо…» И как он мусолил в руках это свое, страшное…
Он все-таки сделал это с ней! Выследил – и добился своего. И ей это понравилось, весь этот кошмар понравился ей! Но как она теперь будет жить? Как?
– Я все рассказала Золотову! – закричала, кашляя от боли в сорванном горле. – И в милиции рассказала! Они сразу поймут, что со мной случилось! Если ты меня убьешь, тебя будут искать!
– Да я не собираюсь тебя убивать, с чего ты взяла? – тихо сказал Ростислав, неловко стоя перед ней – голый, понурившись, не зная, куда девать руки.
– Уходи! Уходи!
– Ничего не понимаю! – вскинул он голову, но, услышав, как из ее горла опять начали рваться истерические вопли, резко кивнул: – Ладно! Уйду!
Вышел в коридор.
Александра тут же метнулась к двери, но защититься было нечем – защелка сорвана. Она просто прижалась к двери изо всех сил, трясясь от холода, – здесь дуло из приоткрытой форточки, а она была раздета.
Напряженно вслушивалась в движения за дверью. Шуршала одежда – Ростислав, наверное, одевался. Потом он вышел из комнаты, протопал по коридору. Взвизгнула «молния» куртки. Ударился об пол вырвавшийся из его рук башмак – Ростислав выругался, да так грубо, так злобно, что у Александры снова заколотилось в страхе сердце. Да, это он… «кавказец», «человек со шрамом»! Тот тоже крыл матом почем зря, вся-то разница, что коверкал при этом язык. Но если бы Ростислав вздумал произнести с характерным акцентом: «Блад такая!» – наверняка у Александры исчезли бы последние сомнения.
Ее снова заколотило. Пользуясь минутным затишьем, сорвала с крючка на двери толстый, махровый халат Карины – так и не дошли руки убрать вещи сестры, то и дело натыкалась на них, – завернулась в него, и сразу стало теплее.