Карина слабо усмехнулась, вспомнив, каким веером разлетелась тысячедолларовая пачка. Ну чем не золотой дождь?! Вернее, такой маленький дождичек. Может, зря отказалась? А что, отвалилось бы от нее что-нибудь, положи она эти деньги в карман? В кармане тысчонка баксов, совершенно свободных от налогов, поездка в Москву на перспективнейший конкурс, Женькино полное расположение, даже заискивание, которое, при умном поведении, можно было пролонгировать… Чем плохо?! Разве не этого Карина хотела всегда, с самого начала, разве не к этому стремилась? И – ба-бах! – вдруг разрушила все своими руками. Ну ясно, ясно же, что она с самого начала не собиралась идти в милицию, себе-то не надо врать!
И еще кое в чем врать себе не надо: Петров отнюдь не лишил бы ее вчера девственности. Конечно, он омерзительный, по этой причине Карина и трепыхалась, и орала как резаная, но насчет непоправимого урону – тоже не стоило вводить в заблуждение и себя, и добрых людей вроде Иванова. Нет же – взмахнула возмущенная девица правым рукавом, и пошли клочки по закоулочкам. Сиди теперь, кусай локти.
Чем-то нынешняя ситуация до боли напоминает тот день – такой же, кстати, слякотный, промозглый, – когда Карина осознала, что совершила роковую ошибку, до срока уйдя из спорта. Нервы подвели! Конечно, трагедия с Риммой, а прежде всего несчастье со Всеволодом очень повлияли на нее. Но чем дальше, тем больше все это отходило в прошлое, как бы подергивалось дымкой, размывалось, в то время как самые приятные моменты прошлой жизни становились все более яркими, объемными – и ранящими душу своей невозвратимостью. И все же, пока оставалась надежда на удачу на подиуме, Карина могла справляться с унынием и приступами самоедства. А теперь, когда она второй раз упустила блестящий шанс, дарованный судьбой, сидит она вовсе не в старом, продавленном и оттого особенно уютном кресле. Сидит она натурально у разбитого корыта своей судьбы. Рыбка-удача хвостом по воде плеснула и ушла себе в синее море, а Карина осталась при своих, как принято выражаться, интересах и утирает слезки…
Карина встала, потянулась и подошла к зеркалу. Старинное, чуть потемневшее, помнившее еще ее бабушку волшебное стекло отразило тоненькую фигурку с взлохмаченными темно-каштановыми волосами и огромными карими глазами. Какое отчаяние на лице! Какой беззащитный вид! Надо сохранить его подольше. Надо стереть с нежных губ эту шаловливую усмешку, которая нет-нет, да и набегает на них… словно фига, которая украдкой высовывается из кармана. Да, Карина приберегла для судьбы кое-какую фигу. Только надо быть осторожной, очень осторожной, не спугнуть удачу в третий раз. Третий – роковой! Последний шанс… сейчас он кажется совсем блеклым, чуть видным, очень даже невыразительным, но не зря же так трепещет сердце и нетерпеливо покалывает в кончиках пальцев. Надо все рассчитать, надо действовать точно – и тогда… и тогда, кто знает, не окажется ли так, что и спорт, и карьера на подиуме – всего лишь жалкая мишура перед тем сиянием истинного сокровища, путь к которому вдруг указала Карине добрая тетушка Судьба?
Она беспомощно подрожала губами, потом перевернула фотографию и набрала номер телефона, нацарапанный на ее обороте контурным карандашиком сливового цвета, который вчера, вместе с прочей амуницией и кое-какой косметикой первой необходимости, купил ей Иванов.
* * *
Что характерно, Александра даже не испугалась.
– А ну-ка, постучите! – приказала сердито. – Да посильнее! Нас там внизу заливает, а хозяева не слышат.
Незнакомец растерянно моргнул. И только тут до Александры дошло, с кем она имеет дело. Тот сгусток тьмы внизу, в подъезде, материализовался и настиг ее! А может, он просочился из-под заколоченной двери?
Только-только начали обморочно подкашиваться ноги, как призрак шагнул вперед, чуть подвинув Александру плечом, и громыхнул в дверь. Мимоходом она отметила, что от него исходит странный запах… потусторонний какой-то, что ли? Но плечо, хоть и худое, было вполне осязаемое, да и стук вышел более чем материальным: дверь под его кулаками заходила ходуном, а потом взяла да и распахнулась – не выдержал допотопный английский замок.
Александра хотела поблагодарить услужливого призрака, но слова замерли у нее в горле, потому что через порог потоком хлынула вода.
Боже мой! Весь тесный коридорчик был залит, и, когда Александра ворвалась в квартиру, ноги у нее мгновенно промокли.
Старика она увидела сразу. Он сидел в кресле, закинув голову на спинку, и нос его, желтый, острый, восковой, пугающе торчал вверх.
Александра бросилась вперед, прижала пальцы к его шее и, к своему изумлению, ощутила биение пульса.
– Он жив! – крикнула, оборачиваясь к мрачному мужчине, однако его уже не было за спиной. Мелькнула суеверная мысль, что призрак растаял так же внезапно, как и возник, но вот он появился, громко шлепая по воде и держа на руках маленькую старушку, завернутую в одеяло.
Старушка цеплялась за его шею сухонькими ручками и по-птичьи вертела седенькой растрепанной головкой с острыми черными глазками.
– Орест! – воскликнула она тоненьким голоском, напоминающим синичкино чириканье. – Орест, друг мой, ты опять забыл закрутить кран!
– Ах нет, Милочка, – живо отозвался старичок, поднимая голову и озираясь по сторонам. – Это ты забыла. Ты сказала, что сполоснешь белье…
– Бог с тобой, Орест! – ответствовала птичка-Милочка со своего насеста. – Ты решил принять ванну и сказал мне, чтобы я ложилась отдыхать, а перед программой «Время» ты меня разбудишь.
Диалог местных Филемона и Бавкиды[3] велся с таким патриархальным спокойствием, словно означенный Филемон не полулежал с залитыми по щиколотку ногами, а его подруга жизни не сидела на руках у незнакомого человека. «Да почему – незнакомого? – подумала Александра. – Может, это их собственный призрак, домашний, так сказать, неудивительно, что он столь проворно ринулся на выручку хозяев…»
Вода между тем продолжала прибывать. Плюнув на все, Александра прошлепала по коридору в ванную. Уровень пола здесь ощутимо повышался, так что понятно, почему затопление в комнате оказалось более глобальным, чем в ванной и на кухне. Ну а планировка в этой квартире была самая идиотская. Ванная располагалась так, что в нее можно было попасть и из коридора, и из кухни, причем ни там, ни там не было порогов, пол шел сплошняком, так что вода лилась неконтролируемым потоком.