– Ребятишки порой очень жестоки.
– Я слышала, что он хороший человек. Есть сплетни, что он был три раза женат.
Мэри Бет вздохнула.
– Веришь ли, в нашем офисе у сотрудников нет лучшего занятия, как только сплетничать о Мильтоне Коне!
– Довольно грустно! – согласилась Сара.
Она повертела в руках банку.
– Знаешь, на кого я наткнулась на ступеньках библиотеки? На Лайама. Ты его знаешь – это профессор О'Коннор.
Зеленые глаза Мэри Бет вспыхнули.
– Ты называешь его Лайамом?
Сара рассмеялась. Она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу и поняла, что краснеет.
– Ну, он меня об этом просил!
Заинтересованная Мэри Бет поближе наклонилась к ней.
– Так ты поздоровалась с Лайамом? И он тебя вспомнил?
Сара кивнула.
– Да. Я была очень удивлена. Он помнит, как меня зовут. Он... Он сказал, что у меня удачное имя. Потому что оно означает «Утро».
– Так «Сара» означает «утро»?
– Нет. Морган. Он сказал что-то насчет того, что утро является хорошим началом.
Сара опустила глаза.
– Мне кажется, он флиртует со мной!
– Ну и ну! – пробормотала Мэри Бет.
Неожиданно. Сара пожалела, что упомянула о Лайаме. Ей показалось, что она слишком сильно открылась подруге. Что, если Мэри Бет догадается о ее сокровенных мыслях? Что, если она поймет, как много Сара думает о Лайаме?
Саре не хотелось, чтобы ее дразнили из-за Лайама. В сущности, и дразнить-то было не из-за чего. Она просто поняла, что думает о нем, что до сих пор чувствует, как его рука дотрагивается до ее волос, чувствует ласковый взгляд его карих глаз.
Ну и что с того?
– Тогда в ресторане он явно флиртовал с тобой, – сказала Мэри Бет, подвинувшись и обхватив руками колени.
Сара с невинным видом спросила:
– Ты так думаешь?
Щеки ее все еще немного горели.
– Но, конечно же, он флиртует со всеми.
– Откуда ты знаешь? – спросила Сара, чуть ли не защищая его.
– Ну, он флиртовал со мной, когда я снимала его на видео. Ты лее понимаешь. Есть в нем этакое ирландское обаяние. Про таких еще иногда говорят: «Седина в бороду, бес в ребро».
«Она права», – подумала Сара.
Я думала о нем целую неделю. Думала о том, как он на меня смотрел, как читал мне старинные стихи, как держал мою руку.
Для него это обычная манера держаться.
Знаменитое ирландское обаяние.
Конечно, он ведет себя так со всеми. С чего я взяла, что ко мне он отнесся как-то по особому?
Девушка откинула назад волосы, словно отгоняя от себя подобные мысли.
И не Мэри Бет, а я сама никак не повзрослею. Я просто все еще молоденькая студентка-хохотушка. Двадцать четыре года, и все еще способна увлечься красивым профессором.
Мэри Бет выпрямилась. Лицо ее стало серьезным.
– Так что насчет Чипа?
– А? – откликнулась Сара.
Она все еще думала о Лайаме, представляя его на ступеньках библиотеки. Сияющие карие глаза смотрят на нее. Ветер треплет его темные волосы.
– Ты собиралась мне все рассказать. О Чипе, – настаивала Мэри Бет, отбросив журнал в сторону. – Давай, Сара. Не томи. Так почему ты рассталась с Чипом?
Сара вздохнула.
– Ну... он попытался меня убить.
На письменный стол Сары упала тень. Она закончила вводить предложение и отвернулась от компьютера. Девушка подняла голову и посмотрела на Элиота Глазера, заполнявшего собой узкий вход в кабинку с низкими стенами, где она работала.
Элиот Глазер, исполняющий обязанности редактора издательства «Конкорд». Редеющие седые волосы зализаны назад. Покрасневшие серые глаза смотрят на Сару сквозь очки в серебряной оправе, сдвинутые на самый нос. На щеках у него всегда красные пятна, словно он покраснел или взволнован.
Элиот носит некрахмаленую белую рубашку с расстегнутым воротником. И никогда не утруждает себя застегиванием пуговиц на воротнике. Живот редактора нависает над ремнем, стягивающим синие брюки.
– Привет, Элиот! Вот, стараюсь наверстать – готовлю ответы на эту кучу макулатуры, – приветствовала его Сара, кивая на стопки рукописей, на которые нужно было написать отказы.
Она работала помощником редактора, и в ее обязанности входило чтение этих рукописей, по крайней мере, их нескольких первых страниц, а также отправка рукописей обратно до того, как они заполонят все издательство.
Прямо скажем, не самая любимая часть ее работы.
Неужели эти люди не понимают, как ужасны их творения?
Элиот прислонил массивное тело к хрупкой стене кабинки.
– Сара, ты знаешь, почему это добро называют макулатурой?
– Нет. А почему?
– Я думал, ты знаешь.
Он ждет, что она рассмеется. Это типичный для Элиота юмор. Такой тонкий, что даже не смешно.
Но Сара все же смеется.
– Сегодня попалось несколько занятных рукописей. Я только что закончила одну из них. Она называется "Я – марсианин". Это автобиография.
– Ты возвращаешь ее на Марс?
– Нет. В Висконсин.
Элиот кивает. Сквозь очки он смотрит на девушку.
– Я был в Висконсине.
Сара ждет, что он добавит что-то еще, но мужчина молчит.
Девушка бросает взгляд на маленькие настольные часы, стоящие на полке. Четыре тридцать. Сегодня пятница. Неужели Элиот хочет, чтобы она работала в выходные?
Господи, умоляю, только не это! Только не это!
Элиот поворачивается, и она видит у него в руках пачку гранок.
– Сара, мы уже выбиваемся из графика. Ты можешь прочитать их за выходные?
– Ну...
Он сует ей пачку длинных листов. Элиот, в сущности, далее не просит. Он просто приказывает ей отредактировать все это за выходные.
– Они довольно неплохие. Это не займет много времени.
Сара смотрит на первую страницу.
– Что это? О футболе?
Элиот кивает.
– Футбольный роман. Представь себе. И, конечно, уже просрочен. Все в панике. Ты же знаешь. Обычная издательская трагедия. Мы работаем на год вперед, но все приходится делать в кошмарной спешке.
Его щеки из розовых становятся алыми.