А другие убийства? Это все были люди, которых Лайам в той или иной степени знал. А другие убийства? Неужели он замешан в убийстве этих людей?
Нет.
Он слишком нежный – слишком слабый – чтобы быть убийцей. Чтобы так мучить людей. Эти тела, они же были разорваны на части, если верить мрачным отчетам газет и телевидения. Они были разорваны на куски, их расчленили, как жареного цыпленка. Их крошили. Или резали, полосовали до тех пор, пока они переставали походить на людей.
Нет, Лайам не мог этого сделать.
Он слишком деликатный. Слишком чувствительный. Он слишком профессор.
Или все-таки мог?
Знает ли она его вообще? Знает ли она о нем хоть что-нибудь?
А все эти истории, которые он с видимым удовольствием рассказывал ей? С таким невинным удовольствием! Все эти истории и старинные сказки. Почти все они были о феях. Чудесные старые сказки.
Они ничего не говорили о самом Лайаме.
– Я тебя не знаю, – прошептала она вслух.
Она была так загипнотизирована, так околдована его романтическим ореолом, что ничего не узнала о нем самом. Почему ему так нравились эти старинные истории о феях и гномах?
И почему он был так суеверен?
Да. Почему он был так одержим всеми этими суевериями? И простыми, повседневными суевериями. И сложными, странными суевериями, о которых она прежде никогда не слышала?
Почему, Лайам?
Теперь уже поздно задавать вопросы. Слишком поздно. Скорей всего, она уже никогда не получит ответов.
Да она больше и не хочет получить эти ответы.
Сара остановилась у двери в спальню. Дверь приоткрыта совсем чуть-чуть, оттуда льется слабый свет. Молодая женщина прислушалась. Есть там кто-нибудь?
Легкое потрескивание. Она мгновенно обернулась к лестнице. Неужели они вернулись?
Она напряженно прислушивалась. Нет, только сердце стучит.
Нет. Тишина.
Сара открыла дверь спальни. Глубоко вдохнула и вошла. Единственным источником света была лампа, стоявшая на ночном столике. Свет падал на кровать. Темно-бордовое одеяло отброшено в ноги. Верхняя простыня скомкана в шар и отброшена в сторону – на сторону Лайама. Нижняя простыня измята. Все еще измята. Измята их телами. Лайам и Маргарет. Подушки лежат одна на другой. На подушке вмятина. Вмятина. Вмятина от головы. Лайам на ней. Они вместе сминают простыни.
Пачкают их.
Сара подошла к постели и охнула. Она чувствовала их запах. Запах его пота. Запах ее цветочных духов.
Она также чувствовала, что здесь занимались любовью. Воздух в спальне был душный, тяжелый. Она чувствовала вокруг себя их запахи. Чувствовала эти запахи. Их запахи.
– Ох!
Испытывала ли она когда-нибудь такое отвращение?
Мой муж и его сестра. Мой муж.
Не сознавая, что делает, она схватила нижнюю простыню и стащила ее с матраца. Потом скомкала, словно собиралась бросить в корзину для грязного белья. Она крутила в руках простыню, чувствуя запах тел Лайама и Маргарет. Скручивала простыню и чувствовала, что ее начинает мутить. Чувствовала, что ее все сильнее тошнит.
– О Боже! Что я делаю?
Молодая женщина неожиданно поняла, что потеряла контроль над собой. Ее руки двигались, словно сами по себе. В желудке было нехорошо. Все вышло из-под контроля.
И тогда она отшвырнула простыню. Ноги сами понесли ее в ванную. В их ванную.
Сара прижала руки ко рту, стараясь удержать рвоту, пока не доберется до унитаза. Одной рукой она щелкнула выключателем. Над головой у нее зажегся свет. Она бросилась к унитазу, подняла крышку. Низко наклонилась.
Она услышала позади себя размеренное: «Кап, кап, кап».
Что это за шум?
Она повернулась к ванне. Увидела, что по занавеске течет темная жидкость.
Кап, кап, кап.
И тогда она забыла о том, что ее тошнит и закричала. Сначала это был короткий, хриплый крик, который затем перешел в долгий, пронзительный вопль ужаса.
Кап, кап, кап.
Ярко-красная кровь ритмично капает изо рта и из носа Маргарет.
Маргарет. Голая.
Маргарет смотрит на Сару широко раскрытыми глазами. На ее лице застыло удивление. Голова женщины лежит у нее на плече. Она смотрит на Сару сверху вниз. Смотрит вниз, потому что висит на кафельной стене.
Красные пятна крови на белом кафеле.
А что это проткнуто сквозь грудь Маргарет?
Сара больше не в состоянии кричать. Она вообще больше не в состоянии издавать какие-либо звуки. Не в силах пошевелиться. Прижав ладони к лицу, молодая женщина прищуривается, пытаясь понять, что же она видит. Изо всех сил пытаясь понять и в то же время отказываясь это сделать.
Чем же проткнута пропитанная кровью грудь Маргарет?
Да. Нет. Да.
Штырь для душа.
Измазанный кровью штырь торчит из груди женщины. Кожа разорвана и висит клочьями. Кровь течет по свисающим грудям и животу.
Маргарет повесили. Хромированный металл штыря проткнул тело. Нет. Ее тело насадили на этот штырь.
Маргарет повесили на штырь от душа. Повесили на крюк, как говяжий бок. Повесили, как картину. Кровавую картину.
Одна рука женщины выбита из сустава. Она болтается, едва держась на одном-единственном тонком сухожилии.
Кровь капает вниз. Она течет по кафельной стене в ванну, образуя в ней лужицу и закрывая сточное отверстие.
Маргарет. Маргарет. Лайам убил Маргарет.
Он убил собственную сестру.
Дергая себя за волосы, Сара заставила себя отвернуться от ванны. Закрыв глаза, она помчалась вон из ванной комнаты. Ноги дрожали, они были словно резиновые. В голове стучало. Стучало от каждой капли, упавшей в ванну.
Он убил собственную сестру.
Почему, Лайам, почему?
Ответа не существует. Не может быть подходящего ответа на этот вопрос. Не существует логического ответа. Нет ответа для нормальных людей.
Лайам сумасшедший. Он псих. Душевнобольной.
Он убил Маргарет. Он убил ее безжалостно и жестоко.
Он убил собственную сестру.
А теперь он ищет меня.
Полиция. Я должна позвонить в полицию.
Но не отсюда. Нет времени. Совершенно нет времени. Собрать вещи. Совсем немного вещей.
И уходи, Сара! Уходи!
Она ухватилась за медную ручку и открыла дверь стенного шкафа с такой силой, что чуть не упала. Простонав, не глядя потянулась к верхней полке, нащупывая ручку чемодана, который должен был там лежать.