– Хорошо, тогда я загляну к Юле.
– Она спит. – Курц неожиданно замялся. – И, Алекс… Твоя сестра случайно не говорила тебе ни о какой своей подруге?
– Из её подруг я знаю только Иви…
– Нет, эту егозу я тоже знаю. А это девушка лет шестнадцати, красивая, длинные чёрные волосы, красные глаза…
– Что, простите?.. Может, это кто-то из больных или…
– Нет, я всех проверил – никого подходящего под описания у нас нет, – покачал головой врач. – Красные глаза, платье цвета крови… Хотя Юлия и сказала, что познакомилась с ней, когда она стояла около её кровати и смотрела на неё…
– Доктор Курц, если кто-то неизвестный заходит по ночам к моей сестре, то вам лучше бы с этим разобраться, – резковато бросил я, заходя в палату.
Сестра спала. Тревожно, неспокойно. По её лицу то и дело пробегали гримасы боли, и она начинала тихонько бормотать.
– Нет… Алекса, нет… Пожалуйста, прости… Не слушай его… Прости… Не слушай его…
Я присел около кровати и взял сестрёнку за руку, девочка тотчас же вынырнула из зыбкой полуяви-полусна и взглянула на меня.
– Ну, как ты тут, Юльчонок? Как себя чувствуешь?
– Я в порядке, – бледно улыбнулась она. – Мне уже совсем-совсем не больно…
Я знал, что она врёт.
А какой главный признак саркомы Юинга, да и любой саркомы?
Боль.
Постоянная и почти незаглушаемая лекарствами. Если бы двенадцатилетней девочке вообще можно было давать сильнодействующее обезболивающее… Поэтому ей приходится всё это терпеть.
Миф о крутости американской медицины разрушился сразу – докторы Хаусы явно практиковали в каком-то другом мире, но не в нашем. Уровень больниц – ничуть не лучше российских, вот только в российских не нужно выкладывать за лечение не просто тортики и коньяк, а сотни тысяч долларов.
Игорь, который уже было собирался разорвать контракт с SCE и вернуться в Россию, вынужден был остаться и работать дальше на АЭС. Пришлось найти работу и матери, да и я сам хоть какую-то работу нашёл – через Мартина устроился в местный автосервис.
Но денег всё равно не хватало…
– Ничего, всё будет хорошо… – вымученно улыбнулся я. – Ты, главное, держись…
Золото волос сестры превратилось в пожухлую травы, да и химиотерапия вносила свой вклад… Поэтому Юля теперь не снимала с головы платок, типа как у монахинь или английских медсестёр.
– Знаешь, Саша, а отсюда ведь совсем не видно моря… – улыбнулась девочка. – Давай, как мне станет немного получше, съездим туда? Там здорово… Стоишь на берегу и чувствуешь соленый запах ветра, что веет с моря…
– И веришь, что ты свободен, и жизнь лишь началась, – продолжил я. – И губы жжет поцелуй, пропитанный слезой… Знаешь, мне никогда не нравился этот фильм. И мне не нравилось, что он нравился тебе.
– Это хороший фильм. Добрый. Просто он о мечте, а у тебя её нет, Саша.
Неправда. Теперь я знаю, чего хочу. Не денег, известности или любви первой красавицы мира. Я просто хочу, чтобы моя сестра осталась жива. Чтобы снова стала здоровой, могла ходить, смеяться как прежде и как прежде радоваться жизни.
Ради этого я пойду на всё. Если надо будет спалить эту грёбаную страну или весь мир – я сделаю это. Всё, ради того, чтобы однажды проводить взглядом тонущее в море солнце.
– Ты не права, Юльчонок, у меня есть мечта.
Неожиданно в кармане джинсов зазвонил телефон. Я тут же достал его, чтобы сбросить вызов и перевести мобильник в беззвучный режим, но озадаченно уставился на имя звонившего.
Мартин? А что ему могло потребоваться-то?
– Ответь на звонок, Саша, сбрасывать вызов невежливо, – строго произнесла сестра.
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа… Да, слушаю!
– Алекс, ты дома? – вместо приветствия произнёс Уокер.
– Нет, а что?
– Я так и понял, раз ты ответил… Тогда включай телевизор, любой новостной канал.
– Да что вообще происхо…
– Хотел бы я знать.
– Так, Юля, я сейчас отойду ненадолго…
Я вышел из палаты в коридор и бстро прошёл до ближайшего висящего в коридоре телевизора, вокруг которого уже столпилось изрядное количество народа. Без особого труда протолкнувшись поближе, я увидел экстренный выпуск новостей…
В котором показывали наш дом?!
– …состоялся штурм дома, где предположительно укрывался виновный в попытке взрыва на АЭС Сан-Онофре, произошедшей этим утром.
Патрульные машины и полицеские броневики вокруг нашего коттеджа, толпы спецназа на лужайке перед домом, выбитые окна и двери.
– Уже названо имя подозреваемого – это некий Игорь Бероев, выходец из Чечни, работавший инженером по технике безопастности на станции и, предположительно, завербованный ИГИЛ…
Показали фотографию моего отчима…
Чечня? Да какая, на хрен, Чечня?! Игорь был татарином, но православным, а не мусульманином!
– В ходе штурма он и его жена были ликвидированы при попытке оказать ожесточённое сопротивление. В настоящее время ведётся поиск других членов террористической ячейки ИГИЛ, а также их возможных пособников. Ждите новых выпусков новостей.
Я почувствовал… Я не знал, что почувствовал. Внутри было пусто. Но я понял, что моя прежняя жизнь закончилась раз и навсегда.
Ничего уже не будет так, как прежде. Ничего уже не будет хорошо.
У этой истории теперь нет счастливого конца.
Эль-Кувейт, 2021 г.
– Садж, есть разговор, – негромко произнёс Дойл, когда мы отошли от… того места.
– Не о чем говорить, – ровным тоном ответил я. – По крайней мере, не сейчас.
– Ясно… Слушай, ты вообще в порядке?
– А как ты думаешь – должен быть?
– Извини, протупил. Но что нам теперь делать? Как быть… со всем этим…
– Это вина Коннорса, – произнёс я. – Только он виноват в том, что здесь произошло и происходит. И теперь мы не уйдём отсюда, пока не положим этому конец. И ты знаешь, почему мы должны это сделать.
– Да, знаю. Но это не значит, что мне это по душе.
– Мне тоже. Но у нас просто нет другого выхода.
Наш путь преградил широкий и длинный провал, обходить который было явно себе дороже. На севере он упирался в россыпь полуразрушенных высоток, а с юга доносился шум боя.
Куда ни кинь – всюду клин.
Однако оставался ещё и путь напрямик. Не в два прыжка через пропасть, но по лежащему поперёк провала рухнувшему башенному крану. Во всяком случае, выглядел он вполне проходимым и относительно устойчивым…