– Да. Но я сделала бы это ради тебя, Шила. Мой опыт пойдет тебе на пользу.
– Ты хочешь сказать, Марго, что на следующей неделе у тебя свидание не назначено. Так?
– На самом деле, да. Питер был слишком робок, чтобы меня сразу пригласить. Можешь воспользоваться моим телефоном, если хочешь.
– Спасибо, Марго, – сказала Шила и зевнула, надеясь, что подруга поймет намек.
– Приятных снов, – сказала Марго. – Завтра поболтаем.
Наконец, она удалилась, чтобы посетить еще кого-то для разговора по душам.
Шила легла и улыбнулась. Интересно, серьезные ли у него намерения, подумала девушка.
– Спасибо за машину, Берн.
– Ты ею воспользовался?
– Ну, конечно. Я ездил в Вассар…
– Я знаю, идиот. Я имею в виду заднее сиденье.
Боб был вынужден удовлетворить интеллектуальное любопытство своего соседа.
– Ну, да. Двенадцать раз.
– Врешь.
– А если я скажу шесть, ты поверишь?
– Кончай врать, Беквит.
– Ладно, Берн. Скажу тебе чистую правду: я поцеловал ее. Один раз.
– Теперь я точно знаю, что ты врешь.
Был уже четвертый час, и шла неделя экзаменов, но Боб сообщил приятелю несколько тщательно отобранных не вполне ясных деталей.
– У меня такое впечатление, что она тебе нравится, Беквит.
– Да, пожалуй (мягко выражаясь!).
– Она настолько хороша?
– Ну, конечно, болван. Ты бы зашатался, взгляни она на тебя своими зелеными глазами. – Но подробностей я тебе не скажу, подумал Боб и решил прикрыться эрудицией. – Помнишь «Эпиталамион» Спенсера? Так вот у нее «внутренняя красота, недоступная зрению».
– Иными словами, она – штучка. Я прав?
Боб улыбнулся.
– А ты не думал, что я могу удачно выбрать, Берн?
– Откровенно говоря, нет. Я хочу сказать, что бы такое она могла в тебе увидеть?
– Я не знаю, – отвечал Боб с непроницаемым выражением. Он встал и направился к себе в спальню.
– Куда ты направился?
– На боковую. – Он закрыл дверь.
В своей крошечной каморке Боб достал листок бумаги с логотипом Брэндфордского колледжа и написал:
16 ноября 1959 (3.45 утра)
Шила —
Каждое мое слово – правда
Боб.
Забавно, что они все-таки поженились. Не так скоро, как этого каждому хотелось, но в июне 1960 года, через неделю после окончания Шилой колледжа. Все были счастливы, хотя за долгое время их помолвки мать Шилы, находившая Боба «лучше всех на свете», старалась убедить дочь не спешить с замужеством.
– Вы оба еще так молоды. Почему не пожить немного для себя сначала?
– Я и хочу пожить, мама. Но я хочу жить с ним.
У Дэна Беквита таких сомнений не было.
– Шила чудесная девушка, – говорил он сыну. – Просто чудесная.
Медовый месяц молодожены провели на Багамах, где непривычный к тропикам Боб получил солнечный удар. Молодая жена стала его сиделкой.
– Может быть, это Бог наказывает нас за то, что мы не дождались свадьбы, – сказала Шила, позже почти в это поверившая. Боб только застонал и сказал:
– Намажь меня еще кремом.
Нежно гладя его обожженную кожу, Шила снова подняла вопрос о божественном возмездии за испытанные ими до срока наслаждения.
– Шила, – сказал Боб, похожий на вареного омара, – даже если это и есть наказание, наша любовь на протяжении года того стоит.
Она улыбнулась и поцеловала его в плечо.
– Ай! – вскрикнул мужчина.
Во вторую годовщину их брака Боб спросил свою двадцатитрехлетнюю жену, не сожалеет ли она о чем-либо.
– Сожалею, – отвечала она. – Мне нужно было выйти за тебя в тот же день, когда ты сделал мне предложение.
– Вы все время вместе, – сказал навестивший их Берни. Он приехал из Йеля, где занимался юриспруденцией. – Вам не бывает иногда скучно?
– Нет, – ответил Боб. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне иногда становится скучно после двух-трех свиданий.
– Это значит, ты еще не встретил подходящую девушку.
– Черт, Беквит, счастливый же ты.
– Да, мне это известно.
Берни вдохновился и три месяца спустя обручился с Нэнси Гордон, сокращенным вариантом бывшей Шилы Гудхарт. Все ожидали, что из этого получится. Получилось. Меньше чем через год у них родился сын.
Ни Боб, ни Шила не могли припомнить время, когда они были бы врозь. Рука об руку они прогуляли все оставшееся время в колледже. А потом, в Кембридже, где Боб работал над своей докторской диссертацией в Массачусетском технологическом институте, а Шилу взяли на работу в «Гарвард Пресс», бродили рука об руку по берегу Чарлза. Раз или два в месяц супруги приглашали друзей на ужин. Все друзья, как и Берни, жаждали такой же счастливой супружеской жизни.
В отличие от их бывших однокурсников, занявшихся литературой, менеджментом или даже медициной, им не нужно было стесняться в расходах. Правительство оплачивало Бобу преподавание. Армия платила ему каждое лето за разгадываемые им с удовольствием статистические загадки. А с заработком Шилы они даже могли позволить себе такую роскошь, как абонемент на симфонические концерты. Они могли бы и путешествовать, так Бобу нужно было иметь при себе только свою голову, но Шила желала проводить лето в Кембридже. Ей нравилось это место, и она любила свою работу. От печатания писем молодая женщина быстро перешла к правке корректур, затем и к редактуре. В четвертую годовщину их свадьбы Шила повела Боба в шикарный ресторан, настояв на том, чтобы заплатить со своего только что приобретенного личного счета.
– Все, что от тебя требуется, это обещать нам твою следующую книгу, – сказала она, излучая профессиональное удовлетворение.
Следующую? Он еще не написал ни одной. На самом деле, он еще даже не закончил свою диссертацию и чувствовал себя в таком долгу перед издательством за устроенный женой банкет (на общую сумму в двадцать семь долларов и пятьдесят центов), что подстегнул себя, чтобы закончить ее летом. Боб сделал из нее книгу, преподавая осенью, и опубликовал ее в «Гарвард Юниверсити Пресс», прежде чем Шила начала заботиться о следующей годовщине.
Чтобы не дать себя превзойти, Марго вступила в брак (как всегда по собственной инициативе) с Робби Эндрьюсом, из семьи риджфилдских Эндрьюсов, ставший сенсацией года. Великолепие свадебного торжества и медового месяца смогло затмить только великолепие развода шестнадцать месяцев спустя. Направляясь после пережитой травмы в Европу, она посетила Беквитов в их «маленькой квартирке» на Эллери-стрит.