– Да, точно. Жена уже который год пилит, житья не дает. Да и доктор тоже. Я и подумал: может, вправду попробовать.
– Тогда лучше никотиновый пластырь.
– Да вот никак не соберусь. Чем, так сказать, могу?
– Эрл на месте?
– Эрл умер.
– Да ну, – выразил лицом оторопелость визитер. – Когда это он успел?
– Пару месяцев назад. Рак легких. – Дылда смущенно кашлянул. – Я потому, собственно, и сам решил бросить. Меня звать Джерри Марли, я брат Эрла. Сюда пришел на подмогу, когда Эрл стал плох, да вот засиделся. Эрл ваш друг?
– Знакомый.
– Н-да. Сейчас он, наверное, в лучшем мире.
Гость оглядел комнатку. За стеклом двое работников в масках и комбинезонах прочищали трубы, какие-то агрегаты. Учуяв пованивание, визитер поморщил нос.
– Просто не верится, – сказал он.
– И тем не менее это так. Так чем могу?
– Вы сливные трубы прочищаете?
– Ну а как же.
– Ага. Ну а если прочищаете, то вы наверняка знаете, и как их забивать.
С минуту Джерри озадаченно моргал, а затем его растерянность сменилась гневом. Он порывисто встал из-за стола.
– А ну вон отсюда, пока я копов не позвал! Мне дело делать надо, черт возьми. А не якшаться с теми, у кого на уме всякие пакости.
– Гм. А вот ваш брат, насколько мне известно, был с людьми не настолько уж щепетилен.
– А ну не сметь про моего брата! – поперхнулся от негодования Джерри.
– Да нет, я не то чтобы обидеть. Мне эта черта, наоборот, в нем нравилась. Она делала его полезным.
– Мне насрать, что ты говоришь! А ну топай отсюда, ты…
– Я, наверное, представлюсь, – учтиво сказал визитер. – Меня звать Ангел.
– Да мне нас… – Марли осекся, поняв, что интимность своих переживаний в некотором смысле уже выразил.
А потому медленно сел на место.
– Мне кажется, Эрл мог при вас меня упоминать. Не припомните?
Марли кивнул. Сейчас лицо у него было чуточку бледнее, чем за секунду до этого.
– Да-да, теперь вспомнил. Определенно вспомнил. Вас и, кажется, еще одного парня.
– Ах да, он тоже здесь. Только он… – Ангел помедлил, подыскивая нужное слово: – Он как бы почище, чем я. Не хочу никого обижать, но на нем одежда подороже, чем на мне. И чем на вас. А запах, знаете ли, имеет свойство впитываться в ткань.
– Конечно-конечно, – мелко закивал Марли. Он теперь частил и никак не мог остановиться: – Я уж теперь его, запах этот, толком и не замечаю. Жена, так она сразу, как только я домой прихожу, заставляет меня раздеваться прямо в гараже, и прямиком в душ. Но и тогда, она говорит, от меня все равно попахивает.
– Женщины, – сказал со знанием Ангел. – У них на это нюх.
Возникла минутная пауза – почти дружеская, только Джерри вдруг так зверски захотелось курить, что, пожалуй, его бы не остановил никто из смертных.
– Гм, – кашлянул Ангел. – Так вот я насчет сливов…
Марли остановил его поднятой рукой:
– Не возражаете, если я закурю?
– Мне казалось, вы собирались бросать, – заметил Ангел.
– Мне тоже.
– Работа у вас, видимо, нервная, – рассудил, пожимая плечами, Ангел.
– Бывает, бывает, – торопливо согласился Марли.
– Не хотел бы вносить для вас дополнительный стресс.
– Да боже упаси.
– Но мне, видите ли, нужна услуга. А я в долгу не останусь.
– Да? И в чем это выразится?
– В том, что если вы мне ее окажете, я к вам больше не приду.
Джерри раздумывал не дольше секунды.
– Считаю сделку справедливой.
Взор Ангела подернула печаль. Честно сказать, его уязвляло, что все вот так быстро, а главное, почти одинаково отзываются на это предложение.
Марли как будто угадал причины его задумчивости.
– Ничего личного, – примирительно, с ноткой извинения добавил он.
– Конечно нет, – вздохнул в ответ Ангел, а у Джерри возникло ощущение, что гость сейчас мыслями где-то далеко-далеко. – Иного и не бывает. Никогда.
* * *
Разговор с теми двоими, что спустя неделю явились в берлогу Попа, вышел не вполне таким, как он ожидал. Но известно: человек предполагает, а бог располагает. Первым в клуб зашел негр в сером костюме – без единой морщинки, словно впервые надетом. Черные кожаные туфли – дорогущие – поблескивали мягким глянцем, черный шелковый галстук под воротником снежно-белой сорочки завязан безупречным узлом. Негр был чисто выбрит и источал слабый аромат гвоздик и фимиама – особо приятный для обоняния в этом оскверненном нечистотами помещении.
Следом шел некто ниже ростом (латинос, что ли, бог его ведает…), с обаятельной улыбкой, слегка отвлекающей наблюдательный глаз от того, что одежда на этом субъекте знавала лучшие времена: безликая затертая джинса, разбитые кроссовки и стеганый бушлат – возможно, что и добротный, но куда более к лицу кому-нибудь лет на двадцать моложе и на пару размеров крупнее.
– Чистые, – буркнул Василий после того, как оба вошедших, на вид вроде незлобивые, были им чутко общупаны.
Василий, с его обманчиво нежными чертами и сложением, двигал руками с таким же шулерским изяществом и проворством, с каким играл в карты. У Попа он был одним из самых доверенных подручных. К тому же тоже с Украины. Имелись у него и сметливость, и амбиции, хотя не такие, чтобы Василий мог представлять угрозу своему благодетелю.
Поп кивком указал на пару стульев с той стороны стола. Те двое сели.
– Плеснуть чего-нибудь? – лаконично спросил Поп.
– Мне ничего, – ответил негр.
– А мне шипучку, – сказал второй. – Колу. Только чтобы стакан был чистый.
При этом он все так же улыбался. Развернувшись, он игриво подмигнул бармену, который в ответ лишь насупился.
– Ну так чем могу быть полезен? – перешел к делу Поп.
– Я бы поставил вопрос иначе, – сказал тот, улыбчивый. – Чем можем быть полезны мы?
– Вы – мне? – даже как-то растерялся Поп. – Ну… можете тут, если хотите, прибраться. За пиццей сбегать. А?
Свита Попа отозвалась одобрительным гоготом: трое громил плюс бармен. Двое за стойкой, с неразлучными кофейными чашками; Василий позади и чуть справа от визитеров. Вид у него какой-то… тревожный, что ли. А впрочем, он всегда такой. Пессимист по натуре, а может, реалист – неизвестно, что из этого перевешивает. Хотя что тут гадать: поживем – увидим.
У малыша (назовем его так) улыбка малость поблекла.