Буквально на следующий день прибыл первый «покупатель» – как называли представителей летной части. Надо ли сомневаться в том, что он в первую очередь отобрал тех, кто воевал на истребителях раньше?
Каждый день бывшие курсанты убывали в действующие полки. Те, кто раньше летал на У-2, мало привлекали «покупателей», и Тихон приуныл. Ему хотелось в действующую армию, воевать с немцами. Зол он был на них – в том числе и за свое ранение, за погибшую Катю. А еще – в казарме ЗАПа было холодно, кормили курсантов по тыловой норме, и им все время хотелось есть.
Через несколько дней в ним в полк прибыл очередной «покупатель». Он построил оставшихся, коих набралось двенадцать человек. Он выкрикивал фамилии по списку и просил сообщить, на каких типах самолетов летал и какой налет.
Лицо «покупателя» показалось Тихону знакомым. Но где он мог его видеть?
Фамилия Федоров была в конце списка, и когда «покупатель» ее выкрикнул, Тихон ответил, как положено в армии:
– Я! – и сделал шаг вперед.
«Покупатель» поднял глаза на Тихона и вдруг застыл:
– Тихон?
– Я.
– Не узнал? Я же Алексей Смирнов! Ты меня из немецкого тыла раненым вывез.
– Товарищ лейтенант, вы?
Только после того, как «покупатель» напомнил ему события середины июля, Тихон вспомнил – видел-то он его лицо буквально секунды. А потом столько событий произошло… Встретиться не думал – и вдруг такая неожиданность.
– Беру в полк! За храбрость твою беру. А что опыта боевого мало, так подучим!
Так Тихон попал в истребительный полк ПВО, можно сказать – по знакомству.
По приезде на аэродром Смирнов зачислил его в свою эскадрилью. За время, пока они не виделись, он уже вырос до комэска. После госпиталя Смирнов тоже пересел на «як».
Для защиты Москвы от немецких бомбардировщиков в полк ПВО направляли лучшую технику – «лагги», «миги», «яки». Но ни один из этих истребителей не мог сравниться с основным истребителем Люфтваффе – мессершмиттом.
Смирнов отобрал еще двоих пилотов. Налеты на Москву были регулярными и массированными, под сильным прикрытием истребителей. Схватки были ожесточенные, потери с обеих сторон большие. Конечно, лучше бы перехватывать бомбардировщики на дальних подступах к столице, но враг стоял недалеко от Москвы, буквально в десятках километров, и расположить аэродромы между городом и передовой было бы полным безумием. Сигналы о приближающихся стаях бомбардировщиков поступали в истребительные полки ПВО с опозданием, да еще пока истребители со своих аэродромов доберутся, теряя драгоценное время…
Служба ПВО включала посты ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения, зенитные батареи, аэростаты, прожектористов, истребителей. И как ни старались немцы, нанести серьезный урон столице они не смогли.
Аэродром, где располагался полк и куда попал Тихон, размещался на северной окраине Москвы. На вооружении у него были «яки», как определил Тихон – первых серий, с высоким гаргротом за кабиной.
Летчики и вспомогательный персонал жили в помещениях эвакуированного завода. По фронтовым меркам – просто шикарно, особенно если учитывать очень холодную и суровую зиму 1941/42 года. В приспособленных казармах было тепло, из кранов текла вода.
Тихон уже имел опыт службы на полевых аэродромах, где он жил в землянке, а вода, которую надо было еще принести из колодца, была в ведре.
Тяжелее всего зимой приходилось механикам и техникам. Для поддержания постоянной боеготовности к вылету им приходилось подогревать моторы авиационными печками, гнавшими горячий воздух на двигатель и радиаторы – масляный и водяной. Техника в морозы капризничала: замерзали масляные трубопроводы, прихватывало воздушные трубки от водяных пробок, и усилия технического персонала были просто титанические.
Для начала вновь прибывших – после знакомства с пилотами – обмундировали. Им выдали теплые меховые комбинезоны, меховые шлемы, унты. Ведь если на земле было минус тридцать, то на высоте в два-три километра – еще холоднее, да еще изо всех щелей кабины изрядно дуло, усугубляя ситуацию. Кабины были негерметичные, и иногда от дыхания пилота на плексигласе осаживалась изморозь, ухудшая обзорность.
Несколько дней новички изучали карту района полетов, их вводили в курс боевой обстановки. Особенности были, немцы наряду с Ме-109 применяли тяжелые двухмоторные истребители сопровождения Ме-110», сильно вооруженные и имевшие для ночных боев прожектор. А еще летчики отметили на своих картах позиции аэростатов заграждения.
Новичков распределили по звеньям и каждому дали опытного ведущего.
Ведущим у Тихона был старший сержант Захар Емельянов. Несмотря на то что они были ровесниками, Захар воевал на истребителях с первого дня войны, имел солидный налет и два лично сбитых самолета – «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111». Он летал ведомым, но после того, как его ведущий пилот был сбит и погиб, его повысили в должности до старшего летчика – в действующей армии карьерный рост из-за потерь был быстрым.
Новичков в бой пока не пускали, и они совершили несколько парных вылетов – надо было дать возможность паре слетаться. На самолете Захара была полноценная рация, а у Тихона – только приемник. В полете он слышал приказы, но сам передать ничего не мог.
Ведущий наставлял, как его самого учили:
– Твоя задача – удержаться за мной на хвосте и прикрыть меня сзади. За верхней полусферой наблюдай. У «мессеров» излюбленный прием – нападать сверху и сзади, с пикирования. Обстреляют и резко вверх уходят. На горизонтали «як» с «худым» на равных бороться может, но немцы таких схваток избегают.
В отличие от фронтовой авиации, в некоторых полках ПВО, в нарушение устава, летали парами, а не тройками. В тренировочных полетах Захар выписывал разные виражи, делал горки, петли. Тихон старался не отрываться. Стыдно будет – потерять в бою ведущего. Сложно было, непривычно. Скорости большие, нагрузки знакопеременные. Кроме того, раньше он летал один, был сам себе командир, и отвыкнуть от этого тоже вначале не получалось.
И вот первый боевой вылет. Повезло, что дневной. Немцы обычно совершали налеты ночью, когда их сложнее обнаружить и сбить. А получилось, что немцы направили большую группу истребителей, чтобы расчистить для своих бомбардировщиков воздушное пространство.
Немцы шли по высоте тремя эшелонами, на каждом – по три звена. С нашего аэродрома сразу взлетели две эскадрильи. Кроме «яков», с другого аэродрома подняли эскадрилью «мигов».
Тихон удивился – почему так? Потом ему разъяснили: если поднять сразу весь полк, топливо закончится у всех машин одновременно и воздушный сектор окажется не прикрыт. В таких ситуациях немцы зачастую использовали подвесные баки, увеличивавшие дальность полета и время нахождения самолета в воздухе – бензин в первую очередь расходовался из них. При опорожнении или воздушном бое баки сразу сбрасывались, поскольку снижали скорость и не были протектированы, а стало быть, пожароопасны. Основные баки у немецких истребителей заполнялись каучуковой пеной, на «яках» с этой целью – отработанными газами.