Другой рассказывал, как его подняли в караул – менять часового. Только он вышел из землянки, как в нее угодил снаряд и все отделение погибло, он один уцелел.
Третий поведал, как он в разведку с товарищами ходил. Туда ползли спокойно, а когда возвращаться с языком стали, разглядели, что по минному полю ползли. И ни одна мина не взорвалась. И таких счастливых случайностей много было.
В их курилке стал бывать боец лет двадцати пяти. Виктору он не нравился – из приблатненных. На переднем зубе фикса железная, языком цокает и взгляд нагловатый. Таких Виктор видел на фронте: любители трофеев, они не брезговали снимать с убитых немцев часы, обручальные кольца, сапоги. Сам Виктор никогда ничего не брал – примета плохая была, сам не раз убеждался. Стащил как-то один из самоходчиков с ног убитого немецкого офицера хромовые сапоги. В самую пору они ему пришлись, хвастал обновой. А через два дня шальным снарядом насмерть, на куски.
Приблатненный из новоприбывших был и все интересовался, где рынок. Идти не пробовал, поскольку в бедро ранен был и ходил с костылем. А через несколько дней прямо в госпитале его арестовали. Оказалось – самострел. Когда приблатненному сделали операцию и извлекли пулю, то оказалось, что она выпущена из «нагана».
Немцы, не пренебрегавшие нашим оружием, например СВТ, револьверами не пользовались, считая их анахронизмом. И издалека пуля прилететь не могла, как винтовочная. Мало того, в тощем «сидоре» у него нашли сверток с золотыми изделиями – часами, кольцами, перстнями. Явно с убитых снял.
Среди раненых потом слушок прошел – под трибунал его отдали. О случаях самострелов Виктор слышал, но сам напрямую не сталкивался. Трусы из новобранцев, боясь передовой, стреляли себе в руку или ногу из винтовок, но обман раскрывали быстро. Если ствол находится близко к телу, то в ткань формы и кожи внедряются порошинки и появляется местный ожог. Узнав об этом, некоторые стали стрелять в себя через буханку хлеба – она задерживала порошинки. Им везло, если пуля проходила навылет. Если же нет, то при операции обман вскрывался – наши пули отличались от немецких. Тогда следовал доклад в Особый отдел, скорый трибунал и, как правило, расстрел.
На выздоровление ушло полгода. Уже июнь настал, теплынь.
Однако немцы начали новое наступление, и сорок второй год оказался не лучше и не легче сорок первого. Наши войска отступали под напором врага, и был сдан Ростов – эти ворота на Кавказ. Немцы ринулись на юг – они жаждали захватить бакинские и чеченские нефтепромыслы.
В начале июня немцы взяли Армавир, и раненых и выздоравливающих эвакуировали поездом в Махачкалу. Виктору выдали поношенную, но чистую форму, вручили перед выпиской справку о ранении и сухой паек на три дня.
В Махачкале их посадили на баржу, которую потащил в море старенький буксир. Теперь путь через Каспий был единственный в европейскую часть Союза. Как позже узнал Виктор, немцы заняли Ессентуки одиннадцатого августа и использовали городские здравницы как госпитали. Вместе с ними пришли румынские части.
Баржа двигалась медленно. Никто из бойцов и командиров не знал, куда их везут. Одни называли Шевченко, другие – Астрахань, третьи – Гурьев. Вроде не так велик Каспий, а берегов не видно, вокруг – водная гладь.
Большой воды Виктор побаивался. Небольшую реку переплыть или на море до буйков сплавать – это запросто.
На второй день, рано утром, едва встало солнце, с северо-запада показались два самолета. Бойцы, наученные горьким опытом, периодически поглядывали на небо, и самолеты заметили, но сделать что-либо были бессильны. Средств зенитных нет, скорость у буксира с баржей невелика, цель для самолетов легкая.
И пикировщики не заставили себя ждать. Сначала один, а затем и второй «Юнкерс-87», прозванные «лаптежниками» за неубирающиеся шасси с обтекателями, свалились в пике.
Виктор лег у самого борта баржи. Случись прямое попадание – он спрыгнет за борт, о дальнейшем же думать не хотелось. Берега далеко, и чтобы добраться до них, сил не хватит.
Бомбы легли недалеко от буксира. Немцы явно хотели повредить или утопить буксир, лишив баржу хода.
И в этой ситуации никто не заметил, откуда вынырнул «ишак», истребитель И-16. В бою с более мощными истребителями Ме-109 шансы на победу у него были невелики, но тихоходные пикировщики – другое дело.
Немцы же совсем обнаглели. Решив, что советская авиация разгромлена, они послали на бомбардировку «юнкерсы» без прикрытия истребителей.
Раздались едва слышимые пулеметные очереди. Первый «юнкерс», сбросив бомбы, уже выходил из пике, как именно тут его и подловил И-16. Пулеметчик в задней кабине пикировщика пытался отстреливаться, но пилот истребителя метко бил по кабине и хвосту. «Юнкерс» задымил, стал терять высоту и упал в море, подняв огромный фонтан воды.
Непрерывно следившие за боем бойцы закричали «Ура!»
Второй «юнкерс», не долетев до цели, желая избавиться от опасного груза и облегчить самолет, разом сбросил все бомбы. Он развернулся и, дымя мотором на форсаже, попытался уйти. Но «ишак» не дал ему этого сделать, догнал и сбил.
Этот бой был виден уже издалека, и деталей никто не разглядел – увидели только падающий самолет и шлейф дыма за ним.
Через пару минут над баржей промчался наш истребитель, покачивая крыльями.
Дальше плавание происходило без происшествий, и уже ночью к исходу вторых суток они причалили в Гурьеве. Всех поместили в казарму. Виктор не понял – учебный полк это был или сборный пункт?
На следующий день всех переписали в канцелярии и по одному стали вызывать на комиссию – она решала, кого, куда и в какие войска направить.
Очередь до Виктора дошла на третий день. Он вошел, доложился по форме:
– Младший сержант Стрелков.
За столом, покрытым зеленым сукном, под портретом вождя И.В. Сталина сидела комиссия – майор пехотный, политрук с красной суконной звездой на рукаве и мужчина в солидном возрасте, в военном френче, но без знаков различия. Почему-то Виктор сразу определил его как старого большевика. Голова выбрита, а усы а-ля Буденный.
– В каких войсках воевал, сынок? – начал первым «старый большевик».
– Противотанковая артиллерия, потом на самоходках.
Дед удовлетворенно кивнул.
– Откуда родом?
– Свердловская область.
– Воинская специальность?
– Наводчик орудия.
Виктор старался отвечать коротко и четко, чтобы не возникло дополнительных вопросов. Он в этом времени чужой, хоть и россиянин, и многих тонкостей не знает. Поэтому волновался.
– Член партии большевиков? – не унимался дед.
– Не успел, меня из одной воинской части в другую переводили.
– Образование?
Виктор на мгновение растерялся. Он-то закончил одиннадцать, но сколько классов было в средней школе в сороковом или сорок первом году – девять, десять, одиннадцать?