Дошли до комнаты, предназначенной для операции. У выхода уже стояли четверо гвардейцев, но нас пропустили беспрепятственно. В комнате остались только Юрий, Амбруаз и присевший в углу в качестве переводчика Филипп. Мы не сговариваясь дружно перекрестились, и выглянувший в коридор Филипп распорядился доставить наследника. Через несколько минут гвардейцы на одеяле внесли больного, и мы переложили его на стол. Наследник после опиума уже был в заторможенном состоянии, и я снова дал ему выпить настойки. Пока лекарство не подействовало, мы начали мыть руки, сначала в горячей воде, затем обтирая их спиртом. Амбруаз в точности повторял все мои действия. Я подошел к наследнику и несколько раз уколол его скальпелем, реакции не было, можно было начинать. Амбруаз встал с другой стороны стола, наследник во избежание проблем был привязан к столу. Я глубоко вздохнул и, взяв скальпель, сделал широкий разрез кожи, Амбруаз почти тотчас начал «перевязывать» кровоточащие сосуды. Молодец, отметил я про себя. Вот пересечены поясничные и часть мышц брюшной стенки. Снова тщательно перевязываем сосуды, нам только кровотечения не хватает. Добрались до почки. Мама моя! Да это просто мешок с гноем, слава богу, опухоли не оказалось. Тщательно перевязываем артерии и вены, для верности их прошивая, с великой осторожностью достаю почку, не приведи Господи, если прорвется и гной попадет в брюшную полость. Антибиотиков нет, парня тогда точно не вытянем, лучше будет тут же, у стола, сделать себе харакири. Мне ведь никто не обещал, что в случае неудачи просто отрубят голову, думаю, могут и помучить. Проревизировав операционное поле, спокойно ушил мышцы и кожу, обтерев все тряпицей со спиртом и перебинтовав, взялся за пульс. Частит, наполнение слабенькое, но не хуже, чем я мог ожидать. Вымыли руки и вытерли пот со лба. По крайней мере важный этап позади: я не промахнулся с диагнозом, операция прошла успешно, теперь бы выходить больного. Мы осторожно сняли наследника со стола, переложили на одеяло. Вошедшие гвардейцы посмотрели на нас с испугом. Стол и наши фартуки были обильно в крови, в тазу лежала удаленная почка. Перенесли наследника в его кровать, выгнали из комнаты всех, даже Филиппа, перенесли весь инструмент и перевязочные материалы в комнату наследника. Теперь нам предстояло жить некоторое время здесь, и пускать лишних людей сюда не следовало. Больной после операции слаб, не дай бог кто из посетителей принесет инфекцию, все наши труды пойдут насмарку.
Потянулись часы, дни и недели утомительного труда – перевязки, лечебные отвары из трав, приходилось быть и сиделкой, и медсестрой в одном лице. Несмотря на стоны и слабые возражения больного, переворачивали его в постели, чтобы избежать пролежней, массажировали и обтирали спиртом тело. Лишь единожды впустили в комнату короля и то не подпустили близко к кровати, дав посмотреть на сына издали, надо же было успокоить сердце отца. Дней через шесть-семь состояние пациента окрепло, мы стали его подсаживать в постели, опирая на подушки, через десять он встал, и мы, поддерживая его под руки, провели по комнате. Голова еще кружилась, он шел покачиваясь, но температуры не было, сознание ясное, послеоперационная рана затянулась, повязки сняли, как и швы. Можно было заняться реабилитацией. Я начал нагружать наследника физическими упражнениями, король и королева посещали принца каждый день, находя его состояние все более и более улучшившимся. Король смотрел на нас все более благожелательно. Наконец настал день, когда после осмотра наследника я объявил, что более в наших услугах он не нуждается. Вошедшему вельможе мы сказали, что хотим искупаться, поесть и отоспаться.
Нас отвели в комнату размером с половину футбольного поля, где стояли большие деревянные чаны с горячей водой. Мы разделись, сбросив грязную и пропотевшую одежду, и с наслаждением погрузились в воду. Напряжение последних дней отпустило, и я, расслабившись в горячей воде, чуть не уснул. Хорошо, служанки не дали. Набросав в воду благовоний, они губками стали отмывать каждый сантиметр нашего тела. Я не привык к такому обхождению и на первых порах пытался взять губку в свои руки, но потом, видя, что мои соратники расслабляются по полной программе, решил отдаться удовольствию. Нас обмыли, сменив несколько раз воду, натерли тело какими-то благовониями, обтерли простынями. Каждому вынесли новую одежду, видно из запасов короля. Мне помогли одеться в непривычную одежду – кружевные панталоны, белая рубашка с жабо, короткая курточка. Я посмотрел на себя в зеркало, коих здесь висело по стенам множество, и еле узнал себя – прямо шевалье, не хватает шляпы, шпаги и ботфортов. Не могу сказать, что я себе не понравился в новой одежде, но, например, чулки меня как-то смущали. Ладно, в конце концов, здесь все одеты так, не буду бросаться в глаза. Вельможа проводил нас в трапезную, где мы сытно покушали, и поскольку глаза слипались, отвели в прежнюю комнату спать. Спали, наверное, около суток. По крайней мере, когда я проснулся, солнце стояло так же высоко. В дверь тихонько постучали, и заглянул «наш» вельможа:
– Наконец-то проснулись, король хочет вас лицезреть, но в знак особого благоволения велел не беспокоить, пока вы не проснетесь.
Я растолкал Амбруаза, Филипп проснулся раньше. Мы быстренько посетили туалет и отправились к королю. Он принял нас в небольшой комнате в мавританском стиле, восседая в мягком кресле, вокруг стояла свита. Король Людовик начал говорить, Филипп переводил. Сначала король выразил нам свою благодарность за спасение сына и предложил остаться во дворце в качестве личных королевских медиков, поскольку прежние впали в немилость. В ответном слове я как мог более вежливо отказался от предложения, приврав для солидности, что практикую царскую семью в Москве. Король это принял как должное и даже выразил удовлетворение моей верности московитскому царю Михаилу Федоровичу. Король повернулся к вельможе, кивнул, и тот передал солидный кошель мне и кошель поменьше Амбруазу. Амбруаз не растерялся и толкнул меня в бок. Я кашлянул:
– Ваше величество, в Париже тоже есть хороший медик, которого я знаю лично и готов за него поручиться. Вы можете его лицезреть перед собой, он вполне достоин лечить королевскую семью.
Король внимательно посмотрел на покрасневшего вдруг Амбруаза, помолчал и кивнул:
– Завтра зайдешь к шевалье де Бюсси, он примет тебя на королевскую службу.
Дальше король взял из услужливых рук перстень с драгоценным камнем и вручил его Филиппу, что-то при этом говоря. Филипп был доволен и в ответ произнес короткую речь, встав при этом на одно колено. Позже Филипп сказал, что в награду кроме перстня короля получил повышение по службе и в Москву больше не вернется. В конце аудиенции король объявил, что по случаю выздоровления наследника завтра состоится пир, король приглашает всех, особенно просит быть московитского медика. Мы раскланялись и вышли из зала. И Филипп, и Амбруаз кинулись мне на шею. Филипп благодарил за повышение по службе, Амбруаз был доволен деньгами и высоким местом королевского медика. Поскольку деньги Амбруазу вручил король, я развязал свой кошель и начал отсчитывать десять золотых ливров, которые обещал Амбруазу перед операцией. Тот, узнав, что я хочу вручить ему еще денег, от них отказался, объяснив, что и так получил хорошее место с высоким жалованьем благодаря мне и что с удовольствием бы поучился медицинской практике. Он видел многих парижских, итальянских и испанских врачей, брал у них уроки, но такую технику операции видит впервые.