– Вот так, – сказала Октавия. – Вам не повезло. В этот раз придется искать настоящего убийцу. Почему бы не потрясти ее любовника? Этого негодяя Марка Ролстоуна, члена парламента? Спросите, из-за чего они ссорились во вторник вечером?
Кейт с трудом сохраняла самообладание. Потом спокойно произнесла:
– Мисс Камминз, ваша мать убита. Наша цель – найти преступника. Но сейчас для меня главное – убедиться, что с вами все в порядке. Вижу, так и есть.
– Что вы понимаете? Вы ничего не знаете обо мне. Лучше вам уйти.
Неожиданно она рухнула на стул и захлебнулась в рыданиях – внезапных, не поддающихся контролю – так плачут маленькие дети. Кейт сделала инстинк-тивное движение в ее сторону, но Эш опередил ее и молча встал между ними. Затем подошел к стулу и положил руки на плечи девушки. Поначалу по конвульсивному движению плеч Кейт подумала, что девушка его оттолкнет, но та подчинилась сильным рукам и постепенно истерические рыдания сменились тихим плачем. Голова упала на грудь, слезы лились на судорожно сжатые руки. Поверх головы девушки на Кейт снова смотрели те же черные, пустые глаза.
– Слышали, что она сказала? Уходите! Вы здесь лишние.
– Когда журналисты обо всем узнают, может возникнуть нежелательный ажиотаж, – сказала Кейт. – Если мисс Камминз понадобится защита, дайте знать. Нам нужно еще раз поговорить с вами обоими. Можно будет застать вас здесь ближе к вечеру?
– Думаю, да. Здесь или на квартире Октавии в цоколе. Около шести застанете нас там или здесь.
– Спасибо. Хорошо, если вы будете дома. Это сбережет время – не придется опять приезжать.
Кейт и сержант Робинс вышли, за ними последовала экономка. В дверях Кейт обратилась к ней:
– Нам нужно поговорить с вами позже. Где вас можно найти?
Руки женщины дрожали, в устремленных на Кейт глазах было знакомое сочетание страха и мольбы.
– Наверное, здесь, – ответила она. – Я хочу сказать, что обычно нахожусь здесь с шести часов, чтобы приготовить мисс Олдридж обед, когда она в Лондоне. У меня наверху небольшая спальня и ванная комната. Не знаю, что будет теперь. Думаю, придется съехать. Мисс Камминз скорее всего продаст дом. Наверное, ужасно думать сейчас о себе, но я не знаю, что буду делать. Здесь много моих вещей – мелочи на самом деле. Письменный стол, книги покойного мужа, китайский шкафчик, который я люблю. Когда мисс Олдридж взяла меня на службу, крупную мебель я отвезла на склад. Не могу поверить, что она умерла. И еще такой смертью. Это ужасно. Убийство – это все меняет, правда?
– Да, – согласилась Кейт. – Убийство меняет все.
Она решила, что дочери неуместно сейчас задавать вопросы, но миссис Бакли другое дело. В дверях много не спросишь, однако экономка провожала их к машине, словно хотела продолжить разговор.
– Когда вы видели мисс Олдридж в последний раз? – спросила Кейт.
– Вчера утром за завтраком. Она любит – любила – сама готовить завтрак. Апельсиновый сок, мюсли, тост. Но я всегда спускалась вниз узнать, придет ли она к обеду, не будет ли каких-то поручений. Она ушла в восемь тридцать, чтобы попасть в Верховный суд в Снерсбруке. Если мисс Олдридж уезжала из Лондона, то всегда сообщала об этом – на тот случай, если срочно понадобится и позвонят сюда, а не в «Чемберс». Но утром я не в последний раз с ней говорила. Вчера вечером без пятнадцати восемь я звонила в «Чемберс».
Кейт постаралась сдержать волнение в голосе:
– Вы уверены, что звонили именно в это время?
– Абсолютно уверена. Я сказала себе, что не буду беспокоить ее до половины восьмого. И точно в это время подняла трубку, но тут же опустила и решила не звонить еще пятнадцать минут. Так что во времени сомнений нет – я еще посмотрела на часы.
– А вы точно говорили с мисс Олдридж?
– О, конечно, с ней.
– И как она вам показалась?
Прежде чем миссис Бакли успела ответить, послышался топот, и, повернувшись, они увидели бегущую по садовой дорожке Октавию, вид у нее был гневный, как у разозленного ребенка.
– Она звонила матери, чтобы пожаловаться на меня. Если хотите говорить с моей экономкой, пройдите в дом – не стойте на улице, – выкрикнула она.
Миссис Бакли издала испуганное восклицание и, не говоря ни слова, заторопилась в дом. Девушка метнула последний взгляд на Кейт и Робинса и повернула за ней. Дверь за ними плотно захлопнулась.
– Не очень-то хорошо мы справились с заданием, – сказала, пристегиваясь, Кейт. – Я во всяком случае. Вот ведь какая маленькая негодяйка! Поневоле задумаешься, зачем только люди заводят детей?
– Но слезы были искренние, – заметил сержант Робинс и тихо добавил: – Приносить плохие вести не самое легкое в нашей работе.
– Слезы – от шока, не от горя. А вести не такие уж плохие. Она еще ребенок. И теперь получит все – дом, деньги, мебель и дорогую картину над камином. Наверху в гостиной, не сомневаюсь, тоже добра много.
– Нельзя судить людей по их реакции на убийство, – сказал Робинс. – Нельзя знать, что они думают или чувствуют. Иногда они сами этого не знают.
– Хорошо, сержант, всем известно, что ты являешься олицетворением гуманного лица полиции, но не перегибай палку. Октавия Камминз даже не поинтересовалась, как погибла мать. И вспомни ее первую реакцию. Дочку волновало только одно: как бы это убийство не повесили на так называемого жениха. Странный статус. У теперешних молодых людей нет ни женихов, ни невест – у них сексуальные партнеры. Как думаешь, чего он добивается?
Робинс минуту подумал, а потом сказал:
– Кажется, я знаю его. Это Гарри Эш. Его судили около четырех недель назад по обвинению в убийстве тети и оправдали. Женщину нашли с перерезанным горлом в собственном доме в районе Уэствэй. Я помню это дело: мой друг констебль занимался им. И тут есть одна интересная деталь: Венис Олдридж была на этом процессе защитником.
Автомобиль остановился у светофора.
– Да, знаю. Нам сказал об этом Дрисдейл Лод. Следовало сообщить это тебе по дороге. Прости, сержант, – виновато произнесла Кейт.
Она разозлилась на себя. Какого черта она смол-чала? Это не та информация, которую можно выбросить из головы. Она просто не ожидала застать Гарри Эша в доме, но это ее не извиняло. Кейт еще раз повторила:
– Прости.
Автомобиль тронулся с места. Теперь они ехали по Бромптон-роуд. Некоторое время они молчали, а потом Робинс сказал:
– Как ты думаешь, можно опровергнуть его алиби? Миссис Бакли кажется мне правдивым человеком.
– Мне тоже. Нет, она говорит правду. В любом случае, как мог Эш или девушка попасть в «Чемберс»? И как объяснить парик и кровь? Они не могли их найти. Нам сказали, что Октавия никогда не была в кол-легии.
– А как насчет предполагаемого любовника? Это правда, или в ней говорит злость?