Робинс поднес руку к блестящему звонку. Послышалось звяканье цепи, и в просвете показалось встревоженное лицо пожилой женщины.
Кейт показала ей удостоверение полицейского.
– Миссис Бакли? Я инспектор Мискин, а это сержант Робинс. Можно войти?
Цепь отсоединили, и дверь открылась. Миссис Бакли оказалась щуплой и на вид нервозной женщиной с маленьким, четко очерченным ртом, затерявшимся меж выпуклых щек, что делало ее похожей на хомячка. Она старалась держаться респектабельно и уверенно.
– А, полиция, – сказала она. – Полагаю, вам нужна мисс Олдридж. Ее нет дома. Она в «Чемберс» на Полет-Корт.
– Мы пришли как раз по поводу мисс Олдридж, – начала Кейт. – Нам нужно видеть ее дочь. Боюсь, у нас плохие новости.
Встревоженное лицо мигом побелело от страха.
– Боже, значит, что-то стряслось, – произнесла женщина. Дрожа всем телом, она отступила в сторону, а когда они вошли внутрь, безмолвно указала на правую дверь и прошептала: – Она там – Октавия и ее жених. Ее мать умерла, да? Вы ведь это пришли сообщить?
– Да, – сказала Кейт. – Сожалею, но это так.
К ее удивлению, миссис Бакли не сделала попытку пройти первой, предоставив возможность Кейт открыть дверь самой, и вошла только после сержанта Робинса.
В нос сразу бросился запах крепкого кофе и бекона. Девушка и молодой человек сидели за столом, но при появлении незнакомых людей поднялись, неприветливо глядя на непрошеных гостей.
Кейт заговорила почти сразу, но за первые секунды успела окинуть цепким взглядом девушку, ее друга и планировку комнаты. Очевидно, изначально тут были две комнаты, но стену между ними разобрали, чтобы получилась одна большая – двойного на-значения. В передней части находилась столовая с овальным столом из полированного дерева, по правую сторону от двери – буфет, а напротив – старинный камин со встроенными по бокам полками и над ним – картиной, написанной маслом. В отдаленной части располагалась кухня; Кейт обратила внимание, что раковина и плита были сдвинуты влево, чтобы вид из окна в сад ничем не нарушался. Ее глаза и сознание схватывали мелкие детали: терракотовые горшки с травами на дальнем окне, разномастные фарфоровые фигурки, бессистемно стоящие на каминных полках, сальные пятна от грязных тарелок на столе красного дерева.
Октавия Камминз была худощавая, но полногрудая девушка с лицом ребенка-всезнайки. Узкие, слегка раскосые глаза под тонкими, словно выщипанными бровями были насыщенного каштанового цвета. Это придавало пикантность ее лицу, которое можно было назвать пусть не красивым, но интересным, если бы не угрюмо опущенные уголки слишком большого рта. Поверх белой блузки она носила длинное хлопчатобумажное платье без рукавов, расписанное красными узорами. И то и другое стоило постирать. Из украшений на девушке было только обручальное кольцо с красным камнем, окруженным жемчужинами.
По контрасту с ее неряшливостью юноша казался особенно аккуратным. Он словно сошел с черно-белой фотографии: темные, почти черные волосы, черные джинсы, бледное лицо и белоснежная сорочка с открытым, широким воротом. Темные глаза смотрели на Кейт дерзким, оценивающим взглядом, ставшим пустым мгновенно, как только их взгляды встретились, словно она внезапно перестала для него существовать.
– Мисс Октавия Камминз? – спросила Кейт. – Я инспектор Кейт Мискин, а это сержант Робинс. Боюсь, у нас для вас плохие новости. Будет лучше, если вы сядете, мисс Камминз.
Полезный совет перед тяжелым известием – существует даже правило, что плохие новости никогда нельзя получать стоя.
– Я не хочу садиться, – ответила девушка. – Если хотите, садитесь сами. Это мой жених. Его зовут Эш. А это наша экономка, миссис Бакли, хотя не думаю, что вам нужна она.
В голосе девушки явственно звучало равнодушное презрение, однако, подумала Кейт, не может ведь она не понимать важность этого визита. Разве часто полиция приносит хорошие вести?
Тут вмешалась экономка:
– Я должна была понять. Надо было позвонить в полицию вчера вечером, когда мисс Олдридж не пришла домой. Она всегда предупреждала меня, если где-то оставалась на ночь. Когда утром я позвонила в «Чемберс», мужчина, клерк, сказал, что она там. Но разве она могла там быть?
Кейт старалась не смотреть на девушку.
– Она действительно находилась в коллегии, – тихо произнесла Кейт. – Но была уже мертвой. Этот клерк, мистер Нотон, обнаружил тело, когда пришел на работу. Мне очень жаль, мисс Камминз.
– Мама умерла? Но это невозможно. Мы видели ее во вторник. Она не была больна.
– Ее смерть не вызвана естественными причинами, мисс Камминз.
– Вы хотите сказать, что ее убили? – раздался голос Эша.
Это звучало как утверждение – не вопрос. Его голос озадачил Кейт. На слух довольно обычный, но ей он показался ненатуральным, будто молодой человек мог по своей воле добиваться разного звучания. Он не родился с этим голосом, но разве у нее тот голос, с которым она родилась? Она не та Кейт Мискин, которая волокла покупки бабушки семь пропахших мочой лестничных пролетов в одном из домов на Эллисон-Фейруэзер. Она иначе выглядела. Иначе говорила. Иногда ей хотелось, чтобы она и чувствовала иначе.
– Сожалею, но все выглядит именно так. Полная картина будет после вскрытия. – Кейт повернулась к девушке. – Вы хотите кого-то видеть? Может быть, позвонить вашему врачу? Или приготовить чашку чая?
Чашка чая. Английское лекарство от горя, потрясения и смерти близких. Не сосчитать, сколько раз за время службы в полиции она готовила чай на самых разных кухнях – там, где раковины были забиты грязной посудой и отходы вываливались из мусорных ведер, и на аккуратных кухоньках на окраине, символах домашнего уюта, и в элегантных дизайнерских интерьерах, где трудно даже представить, что там можно готовить еду.
Миссис Бакли бросила взгляд в сторону кухни и сказала, глядя на Октавию:
– Давайте я сделаю.
– Не надо чая, – отказалась девушка. – И приглашать никого не надо. У меня есть Эш. Доктор тоже не нужен. Когда она умерла?
– Точно еще неизвестно. Вчера вечером.
– Тогда вам не удастся повесить это на Эша, как сделали в прошлый раз. Мы были дома, и миссис Бакли приготовила нам ужин. Все трое провели вечер дома. Спросите у миссис Бакли.
Как раз эта информация и была нужна Кейт, хотя сама она не намеревалась задавать такой вопрос: нельзя сообщать дочери о смерти матери и в то же время интересоваться, есть ли у нее и бойфренда алиби. И все же она вопросительно посмотрела на миссис Бакли. Женщина кивнула:
– Это правда. Я приготовила ужин, и мы весь вечер провели здесь, пока я не поднялась к себе после того, как вымыла посуду. Это было примерно в половине одиннадцатого или чуть позже. Я еще подумала, что задержалась на полчаса против обычного времени.
Значит, Эша и девушку можно исключить из числа подозреваемых. Даже на быстром мотоцикле по пустым улицам нельзя меньше чем за пятнадцать минут добраться до Темпла. Время можно уточнить, но зачем? Венис Олдридж умерла задолго до десяти сорока пяти.