О втором фронте много говорили, потому как реальных успехов у союзников не видели. Да, машины, танки и самолеты в Красную Армию союзники, конечно, поставляли. Неуклюжие «Валентайны» и «Генерал Шерман» Павел сам видел, а консервированную колбасу или яичницу из американского яичного порошка ел не раз. Но солдаты ждали, что союзники будут громить немцев всерьез, и им, тяжко и без передыхов воевавшим уже три года, будет хоть какое-то облегчение. Однако союзники больше топтались на месте, а то и терпели поражение, как в Арденнах, предпочитая больше бомбить немецкие заводы и города. Ни американцы, ни англичане не хотели терять людей, иначе что тогда скажут английские и американские избиратели перед выборами? Нам надо было выстоять, а американцы делали политику и набивали на войне карманы. Америка вышла из войны в 1945 году единственной, кому все остальные страны коалиции были должны за поставки по ленд-лизу.
В госпитале Павел лежал уже не в первый раз. Первое время он отсыпался – все-таки хорошо не подниматься по тревоге. В госпитале тепло, белье чистое, кормят вовремя. А на фронте иногда, бывало, по три дня ничего не ели. Кухня то от наступающих войск отстанет, то под бомбежку попадет. И потому употребляли в пищу что придется, зачастую перебиваясь трофеями, которые находили у немцев в блиндажах.
В госпитале Пашку беспокоило одно – он хотел после выписки в свой полк попасть. А с этим были проблемы.
У немцев возвращение после госпиталя или отпуска – даже по болезни – было четко отлажено. Военнослужащий всегда возвращался в свою часть, свою батарею, свою роту, свой экипаж, поскольку боевую слаженность в расчете или экипаже немцы ценили. Ведь члены того же танкового экипажа иногда понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.
В Красной Армии порядки были другие. После госпиталя можно было не то что в другой полк или другую часть – даже в другой род войск попасть.
– Самоходчик? Ага, с пушкой знаком. У нас наряд, в артиллерию служить пойдешь.
Понаслушался Павел в госпитале рассказов раненых о том, кем им только не приходилось воевать. И в пехоте, и минометчиком, и ездовым в артиллерийской батарее. Только летчики служили в ВВС, и то в свою часть, эскадрилью возвращались редко. После госпиталя – в запасной авиаполк, а там уж как повезет.
Пашка по мере выздоровления даже подумывал сбежать из госпиталя и вернуться в свой полк. Только кто ему скажет, где сейчас его полк? А НКВД и СМЕРШ не дремлют, сцапают без документов и живо в штрафбат угодишь.
Побоялся Пашка, дождался выписки. Одели его в госпитале в видавшее виды, но чистое пехотное обмундирование: гимнастерка, галифе, ватник, ушанка и сапоги кирзовые – на два размера больше. Если помнить, что впереди зима – так это и неплохо, можно две пары портянок на ноги для тепла намотать.
Вот только определили Павла в запасном полку в пехоту. Вернее – с ним никто не разговаривал, просто зачитали фамилии по списку.
– Выходи строиться!
Названные бойцы построились в шеренгу. «Покупатель», как называли в запасном полку представителя фронтовых частей, повел группу на вокзал. И уже на перроне Пашке повезло. Среди многих военных, однообразия армейской одежды мелькнуло знакомое лицо. Комбат!
Пашка рванулся к нему:
– Товарищ капитан!
Комбат удивленно обернулся: кто может окликнуть его в чужом городе? Или обознались? Но Павла сразу узнал.
– Сазонов? Живой! Ты как здесь оказался?
– Меня из госпиталя выписали, в пехоту направляют.
– Как в пехоту? Не может быть!
– Я уже в команде.
– Пойдем, разберемся.
«Покупатель», младший лейтенант, уперся:
– У меня в команде двадцать человек по списку. Не дам!
– Да он самоходчик, – пытался убедить лейтенанта комбат, – у меня в батарее воевал. Десять танков уничтожил, награды есть, а ты его – в пехоту! У меня в экипажах некомплект!
Насчет десяти танков, подбитых Пашкой на самоходке, комбат загнул для красного словца. Но если считать все танки, подбитые Пашкой на Т-34 и на самоходке, выходило даже больше.
– А у меня приказ и разнарядка! – горячился «покупатель».
– Ты пойми, младшой! Он у тебя с винтовкой бегать будет – сколько, ты думаешь, он из нее танков подобьет? Для армии же лучше!
Препирались они минут десять, и спор прервал подошедший эшелон. «Покупатель» махнул рукой, достал из командирской сумки солдатскую книжку Павла и отдал ее комбату:
– забирай, уговорил! Потому как не в тыл его везешь, а танкистов я уважаю.
– Ну вот, другое дело! А то заладил – разнарядка, разнарядка… Свидимся еще, земляк, земля – она круглая.
Члены Пашкиной группы – уже бывшей – по команде стали садиться в теплушку.
– Спасибо, товарищ капитан! Вы-то как здесь оказались?
– Тоже за пополнением.
Только комбат получал пополнение не из госпиталя или запасного полка, а из самоходно-артиллерийского училища.
Так Павел попал в свою батарею и даже в свой экипаж. Рад был: на новом месте привыкать надо, а здесь вокруг знакомые лица. И комбату благодарен – не всякий командир за подчиненного вступится.
На следующий же день он сбегал к старшине – получил комбинезон и шлемофон. А то как белая ворона, среди своих обмундированием отличается. И почувствовал себя дома.
Батарея тогда уже под Легницей стояла. На календаре ноябрь, в России уже снег и морозы, а здесь, в Польше, грязь и дождь срывается. В такую погоду выходить на улицу не хотелось, ватники и шапки намокали быстро и не грели.
В самоходке тоже было сыро, благо – электрики минимум, потому что двигатель дизельный. Аккумулятор и стартер – вот и вся электрика. Да разве что радиостанция. У немцев с техникой проблем больше было: попала влага на высоковольтные провода к свечам – двигатели не заводятся, барахлят.
В такой вот мерзкий день, когда из-за мелкой мороси видимость была всего метров двести, взвод Куракина был придан на помощь пехоте. Добираться было недалеко – километров пять. Только дороги, разбитые тяжелой гусеничной техникой, напоминали месиво.
Были в Польше дороги и с твердым покрытием – асфальтированные или выложенные булыжником, однако и им за войну досталось – все в ямах да воронках. А про сельские дороги вообще разговор особый.
В ноябре положение Первого Белорусского фронта оставалось стабильным. Как говорили сводки Совинформбюро – наблюдались бои местного значения. Советские войска накапливали силы для наступления, а немцы укрепляли оборону. Ожесточенные бои шли южнее – в Чехословакии, Венгрии, Югославии.
Обе самоходки – куракинская и Павла – вышли на позиции, согласованные с пехотой. После минометного и артиллерийского обстрела немецких траншей полковыми пушками пехота поднялась в атаку. Судя по тому, что атака была без поддержки танков и в ней участвовал только один батальон, Павел предположил, что это всего лишь разведка боем – нужно было выявить и по возможности подавить огневые точки врага.