Воины сели на лошадей, и все разом сорвались с места. Мне вместе с другими пленными пришлось укладывать шатер, собирать котлы, увязывать ковры и кошмы, укладывать на несколько повозок. С нами осталось несколько молодых воинов во главе со старым одноглазым ногайцем. Воины ехали верхом, мы правили повозками. Хорошо, хоть не пешком. Ехали без остановок часов до четырех. Остановились напоить и накормить коней. Нам никто не дал и черствой корки хлеба. О лошадях заботились лучше, чем о пленниках. Конечно, пленников можно захватить – сразу и много, а лошадь пока вырастет в табуне… Русских лошадей мусульмане не любили – мохнатая татарская сама зимой корм из-под снега добывает, подковывать не надо, кругом одна выгода, поэтому своих лошадей старались беречь. Пленных русских лошадей использовали как тягловую силу, запрягая в повозки, а при голоде съедали в первую очередь. Что я уяснил из первого плена – нельзя красть ничего, даже кусок хлеба, враз руку отрубят, а уж если целого пленника не берегут, то однорукого и подавно.
Ногайцы поели вареной конины с лепешками и поднялись в седла. Пленники довольствовались речной водой. Шли четыре дня, переходя вброд мелкие реки, в основном дорога пролегала по степи. Как без карты и компаса, указателей и дорог ориентировались степняки – уму не понятно, но мы всегда выходили точно к стойбищу или колодцу в степи. Наконец впереди показались стены крепости. Я снова возвращался к Азову. Пока ехали вдоль стен, во все глаза разглядывал повреждения. Их оказалось не так много, да и те спешно заделывались многочисленными рабами. Нас завели в город, я вертел головой, стараясь запомнить расположение пушек, камнеметных машин. Толку с этого было немного – ни нашим сообщить, ни схему зарисовать. На ночь всех затолкали в сарай, где уже находились такие же, как и мы, пленные. Мелькали грязные и порванные разноцветные мундиры – стрельцы. Пара синих мундиров преображенцев, зеленый мундир семеновца. Я сразу стал пробиваться к своим.
– Здравствуйте, други!
Оба солдата глянули на меня и, хотя они были пехотинцами, сразу узнали, подвинулись, дали место рядом с собой. Разговорились, невезунчики попали в плен уже давно, почти в самом начале осады Азова. Ничего нового мне сказать не смогли, сами хотели услышать, что да как. Я рассказал, что Петр с войском ушел к Воронежу, выручить теперь нас некому. Друзья повесили головы.
– А теперь вы расскажите, как жизнь в плену.
– Да какая жизнь? На работу гоняют каждый день, камни таскаем стены восстанавливать, рвы чистим. Кормят плохо, один раз в день, правда, воды дают сколько хочешь. За провинности бьют, а со вчерашнего дня купцам с кораблей продавать в рабство стали. Еще неизвестно, где хуже – здесь или в империи Османской. Али на галеры попадешь, там больше года никто не выживает. Хорошо тем, у кого мастерство в руках есть, – кузнецы, шорники, медники, ювелиры – за тех хорошую цену дают и на галеры их не посылают. Могут и крымские татары купить, в Бахчисарай. Магометане, как узнали, что Петр с войском ушел, так торговцы людьми, как пчелы на мед, слетелись. Известное дело – где война, там пленные – кого в рабы, кого за выкуп.
В общем-то, я ничего другого и не предполагал.
– Ладно, братцы, давайте спать, не так кушать хотеться будет.
С утра привычный ритм жизни пленников нарушился – нам дали похлебку, воды, попить и умыться, что уже было редкостью. Среди пленников пошел шепоток – не иначе на рынок рабов всех погонят. Всех построили, спереди, сзади и с боков встали по два турецких солдата в красных фесках, с обнаженными саблями в руках. Нас повели в сторону морского побережья. На площади было по-восточному шумно – галдели торговцы, оглушали криками разносчики шербета, воды, лепешек. Азартно, до хрипоты спорили о цене покупатели, только рабы удрученно молчали. Нас завели на помост, приказали скинуть мундиры, раздев до пояса. Мы остались в штанах и сапогах. Тут же подбежали два турка, начали тыкать пальцами, ощупывать мышцы, заглядывать в рот. Ну, как при покупке лошадей, ей-богу. На мне что-то споткнулись, хозяин-ногаец не хотел уступать так дешево. Насколько я понял из разговора, меня хотели купить для каменоломни – по росту и физическому развитию я их устраивал. Ногаец кричал, что я лекарь и цена должна быть выше, по крайней мере, в пять раз. Эти двое купили лишь несколько человек и отошли. Сразу же подошел седой – то ли татарин, то ли ногаец. Турки и адыги выглядели не так. Это я уже уяснил.
– Кто тут говорил, что лекарь есть?
Ногаец услужливо подскочил – его грязный палец ткнул меня в грудь.
– Вот он, он лекарь, хорошо лечил раненых нукеров нашего бека, у него и инструмент есть. – Он пнул ногой мой сундучок.
Седой внимательно меня осмотрел.
– Что делать можешь? – на плохом русском спросил он.
– Все, больных лечить, раны шить.
Оба отошли чуть в сторону и начали торговаться. Сошлись на четырех дирхемах серебром. Купцы хлопнули по рукам, показали рукой на мой сундучок. Я надел мундир, схватил сундучок, крикнул своим:
– Удачи, ребята! – и зашагал за седым. Идти было недалеко, до причала. Здесь было пришвартовано судно средних размеров с парусным вооружением. Я зашел на палубу за своим хозяином. Откинулся люк, и меня втолкнули в трюм. Сверху стояло несколько решеток, света хватало, но было душновато. Пленников было человек пятьдесят, в основном бывшие воины Петрова войска, но были и несколько гражданских. Судно простояло до утра. В люк на всех бросили несколько лепешек и спустили пару ведер воды. Не всем хватило напиться, утром судно вышло в море, на палубе зашлепали босые ноги матросов, раздались команды, захлопали паруса. В основном мы слышали, а не видели. В левую скулу стала бить волна, корабль закачался. Куда идем, сколько идти будем? Неизвестность томила. После полудня корабль изменил курс, похоже, повернул к югу. Среди гражданских, видно, кто-то из моряков или просто бывалый человек, сказал – в Черное море повернули, в Керчь или Кафу. Наступила ночь, мы также шли, никуда не сворачивая. В трюме снова разговоры – нет, не Керчь, не Кафа. Или в Османскую империю, или в Крымское ханство. Ждали утра. Утречком солнце било точно в корму – нас везут в Крымское ханство. К полудню судно бросило якорь в бухте, на берегу которой теснилась деревушка. Невольников согнали на берег, охраняли всего двое, вооруженные пиками и саблями татар. Но куда отсюда бежать? Почти все невольники полезли в морскую воду – смыть пот, пыль, от всех изрядно попахивало. Татары не препятствовали. Где-то через час нас построили. Связали одной длинной веревкой и колонной по два повели в горы. Чем дальше от моря, тем выше становились холмы. По рядам невольников пронеслось – в Бахчисарай! К концу дня колонна измученных долгим переходом невольников втягивалась в ворота Бахчисарая. Город, освещенный заходящим солнцем, был красив – мощные стены, на верхушках башенки, в самом городе высокие минареты, золотом отливают полумесяцы. Здания с узорчатыми арочными окнами и дверными проемами. Но, как и везде на Востоке, – глухие заборы, вонючие канавы.
Невольников разделили на три части. Нас, оставшихся, завели во двор трехэтажного дома из туфа, замкнули в сарае. Через несколько минут занесли кувшин с водой, лепешки и тазик с абрикосами. Люди с жадностью набросились на воду и еду. Весь день крошки во рту не было. Да и до плавания жили впроголодь. Спали после перехода беспробудно, гудели ноги. На следующий день дали лепешек, воды, сушеных фруктов. Затем по одному стали заводить в кузницу, на шею каждому склепывали металлический ошейник, на нем арабской вязью было выгравировано имя хозяина. Читать никто из нас по-арабски не мог.