– Ну-ну, дитя, встань, – с теплотой сказала она. – Конечно, я прощаю тебя. Я думаю, что слишком много наговорила тебе тогда. Но я такой человек – прямолинейный. Ты просто не должна возражать мне, вот что. Нельзя отрицать, что твои волосы ужасно рыжие; но я знала девочку – ходила с ней в школу – её волосы в детстве были такие же рыжие, как твои, но когда она выросла – они потемнели и стали красивого каштанового цвета. Я не удивлюсь, если с твоими волосами произойдёт то же самое.

– О, миссис Линд! – Энн глубоко вздохнула и поднялась на ноги. – Вы дали мне надежду. Я всегда буду считать вас своей благодетельницей. О, я могла бы всё вытерпеть, если бы знала, что мои волосы станут красивого каштанового цвета, когда я выросту. Намного проще быть хорошей, если у тебя волосы каштановые, правда? А теперь – я могу пойти в сад и посидеть на этой скамейке под яблонями, пока вы с Мариллой поговорите? Там так много возможностей для того, чтобы помечтать.

– Конечно, дитя, можешь идти. И ты можешь нарвать себе букет белых нарциссов, если захочешь, они растут там – в дальнем углу сада.

Когда за Энн закрылась дверь, Миссис Линд поднялась, чтобы зажечь лампу.

– Она действительно немного странная девочка. Возьмите этот стул, Марилла; этот легче, чем тот, который вы взяли. Я тот держу для наёмных рабочих. Да, она, конечно, странный ребенок, но есть в ней что-то притягательное. Я не удивлена, что вы с Мэттью решили оставить её и не осуждаю вас. Она может оказаться хорошей девочкой. Конечно, у неё странный способ выражаться – немного чересчур, знаете ли…слишком настойчивый. Но у неё, скорее всего, это пройдёт, когда она будет жить среди цивилизованных людей. И потом, у неё достаточно вспыльчивый характер, я думаю; но в этом есть и преимущество – ребенок, который имеет вспыльчивый характер – и остывает быстро, и не будет хитрить или обманывать. Храни Господь нас от хитрых детей. В целом, Марилла, она мне похоже понравилась.

Когда Марилла собралась домой, Энн вышла из ароматных сумерек сада с букетом белых нарциссов в руках.

– Я извинилась хорошо, не так ли? – с гордостью сказала она, когда они пошли вниз по дороге. – Я подумала, что раз я должна была сделать это, я должна сделать это хорошо.

– Ты сделал это хорошо, все в порядке, – ответила Марилла. Марилла была встревожена тем, что ей хочется смеяться при воспоминании об этом извинении. У неё было также неприятное ощущение, что она должна пожурить Энн за то, что та извинилась так хорошо; но тогда это было бы просто смешно! Она успокоила свою совесть, сказав серьезно:

– Я надеюсь, что у тебя не будет повода, чтобы еще раз так извиняться. Я надеюсь, что ты теперь будешь контролировать свой темперамент, Энн.

– Это не было бы так трудно, если бы люди не говорили о моей внешности, – сказала Энн со вздохом. – Я не сержусь, когда говорят о чем-то другом, но я так устала быть мишенью для насмешек по поводу моих волос, и это просто заставляет меня вскипать. Как вы думаете, мои волосы действительно будет красивого каштанового цвета, когда я вырасту?

– Ты не должна думать так много о своей внешности, Энн. Я боюсь, ты очень тщеславная девочка.

– Как я могу быть тщеславной, когда я знаю, что я некрасивая? – запротестовала Энн. – Я люблю красивые вещи, и я ненавижу смотреть в зеркало и видеть то, что мне не нравится. Мне становится так грустно – так же грустно, как когда я смотрю на любую уродливую вещь. Мне жаль, потому что она такая некрасивая.

– Судят не по внешности, а по делам, – процитировала Марилла.

– Я уже это слышала, но у меня есть сомнения по этому поводу, – заметила скептически Энн, нюхая свои нарциссы. – О, эти цветы так сладко пахнут! Это здорово, что миссис Линд решила подарить их мне. Я не имею никаких претензий к миссис Линд теперь. Какое облегчение, когда извинишься и тебя простят, правда? Разве звезды не светят ярко сегодня вечером? Если бы вы могли жить на звезде, какую бы вы выбрали? Я – вон ту, прекрасную и яркую, что сияет над этим темным холмом.

– Энн, помолчи, – сказала Марилла, основательно уставшая от попытки уследить за ходом мыслей Энн.

Энн больше ничего не говорила, пока они не подошли к их дому. Лёгкий ветерок-бродяга, пропитанный пряным ароматом молодых, мокрых от росы папоротников, прилетел им навстречу. Вдали, в тени деревьев веселый свет мерцал из окна кухни в Зеленых крышах. Энн вдруг приблизилась к Марилле и вложила свою руку в её жесткую ладонь.

– Как это прекрасно, – возвращаться домой, – сказала она. – Я уже люблю Зеленые крыши так, как никогда не любила никакое другое место. Ни в одном месте я не чувствовала себя, как дома. О, Марилла, я так счастлива! Я могла бы помолиться прямо сейчас, и это не показалось бы мне сложным.

Какое-то теплое и приятное чувство возникло в сердце Мариллы, когда худенькая ручка прикоснулась к её ладони – возможно, это было чувство материнства, которого она не испытала. Его непривычность и сладость испугали ее. Она поспешила восстановить своё душевное равновесие, перейдя к внушению морали.

– Если ты будешь хорошей девочкой, ты всегда будешь счастлива, Энн. И ты никогда не должна думать, что это трудно – читать молитвы.

– Читать молитву – не совсем то же самое, что молиться, – сказала Энн задумчиво. – Но я собираюсь представить, что я ветер, который дует в вершинах деревьев. Когда я устану от деревьев, я представлю, что я нежно парю в папоротниках – а потом полечу в сад миссис Линд и устрою танцы цветов, а потом пронесусь одним порывом над полем клевера – а потом буду дуть на Озеро Мерцающих вод и создам маленькие сверкающие волны. Ах, есть так много возможностей для воображения, когда думаешь о ветре! Так что я не буду говорить больше, Марилла.

– Благодарение Богу за это! – вздохнула благочестивая Марилла с облегчением.

Глава 11. Энн идёт в воскресную школу

– Ну, тебе они нравятся? – спросила Марилла.

Энн стояла в комнате на крыше и торжественно смотрела на три новых платья, разложенных на кровати. Одно было из полосатой ткани коричневого цвета, которую Марилла соблазнилась купить у уличного торговца прошлым летом, потому что она выглядела очень практичной. Второе было из плотного чёрно-белого сатина, его Марилла купила в торговой лавке этой зимой. А третье – из уродливой ткани в синих разводах, которая была приобретена на этой неделе в магазине в Кармоди.

Все платья шила сама Марилла, поэтому и выглядели они одинаково – юбка простого покроя, крепко пришитая к такому же простому корсажу, и узкими рукавами, такими же простыми, как юбка и корсаж.

– Я представлю, что мне это нравится, – сказала Энн рассудительно.

– Я не хочу, чтобы ты это представляла – сказала Марилла с обидой в голосе. – О, я вижу тебе не нравятся эти платья! Что же с ними не так? Разве они не чистые, аккуратные и новые?

– Так и есть.

– Почему же они тебе не нравятся?

– Нет, они довольно милые – сказала Энн неохотно.