Улов форели был отменным; она почему-то всегда хорошо клюет по воскресеньям! За час прогульщики наловили предостаточно рыбы и вернулись в дом, к несказанной радости Доры. Она спряталась в курятник, пока все бесились на дворе, играя в пятнашки. Потом мальчишки залезли на крышу свинарника и вырезали на ней свои инициалы. Покатая крыша курятника и стог сена, стоявший рядом, подали Дэви очередную идею. Они провели «потрясно» еще полчаса, взбираясь на крышу и прыгая с нее, с визгом и воплями, прямо в сено.
Но всем преступным удовольствиям рано или поздно приходит конец. Когда колеса загрохотали по мосту через пруд, Дэви понял, что народ возвращается из церкви, и пора расходиться. Он снял одежду Томми и снова облачился в свой костюм; весь улов ему пришлось оставить. Он вздохнул: и речи не могло идти о том, чтобы забрать форель домой.
– Ну, разве мы не классно провели время? – с вызовом спросил он, когда они с Дорой шли через поле вниз по холму.
– Я – нет, – решительно сказала Дора. – И никогда не поверю в то, что тебе все это по-настоящему понравилось!
Последние слова она произнесла с особенным жаром, что вообще было не характерно для нее.
– Нет, понравилось, и даже очень! – упрямо заявил Дэви; в голосе его отчетливо звучали нотки протеста. – Конечно, ты все драгоценное время потеряла: просидела где-то, как упрямая ослица!
– Не собираюсь я водиться с Коттонами! – заявила Дора.
– Ну и зря, – заметил Дэви. – Коттоны проводят время гораздо лучше, чем мы. Они живут в свое удовольствие и говорят без обиняков то, что думают. Я решил, что тоже буду так делать.
– Но ведь есть множество таких вещей, о которых не скажешь людям прямо в лицо! – убежденно сказала Дора.
– Ни одной нет!
– Нет есть! Ты же не сможешь, к примеру, обозвать пастора «старым котярой»?
Это был полный нокаут. Дэви не ожидал такого «предметного разговора» о свободе речи. Но Дора ведь такая непоследовательная!
– Конечно, нет, – обиженно ответил он. – Слово «котяра» не входит в церковный… э… лексикон. А об этом животном я бы вообще не упоминал при пасторе.
– А если ты вынужден был бы это сделать? – допытывалась Дора.
– Ну тогда я бы сказал «престарелый кот» – или что-нибудь в этом роде.
– А я думаю, что «мистер престарелый кот» звучало бы еще изысканнее! – усмехнулась Дора.
– Надо же – ты думаешь! – передразнил сестру Дэви с презрительной усмешкой.
Дэви не чувствовал себя удовлетворенным, хотя он ни за что на свете не признался бы в этом Доре. Теперь их прогул, который он с восторгом воспринял поначалу, как азартную игру, предстал перед ним в ином свете. Угрызения совести, наконец, дали о себе знать. Не лучше ли было бы все же пойти в церковь и в воскресную школу? Да, миссис Линд любит «пилить», но зато у нее в «заначке» всегда найдется коробочка печенья, которым она может угостить. Нет, она вовсе не жадная! В тот неподходящий момент, Дэви вспомнил, что когда он случайно порвал новые школьные брюки неделю тому назад, миссис Линд зашила дырку совершенно незаметно и ни слова не сказала Марилле.
Но Дэви еще не испил до дна чашу унижений. Казалось, он должен был понять, что один грех порождает другой. Они обедали в тот день вместе с миссис Линд, и первое, о чем она спросила было следующее:
– Сегодня все присутствовали на занятиях воскресной школы?
– Д-да, – ответил Дэви упавшим голосом. – Все были, кроме одного…
– А ты отвечал «золотой текст» и Катехизис?
– Д-да.
– А деньги на сборы ты отдал?
– Д-да.
– Приходил ли сегодня в церковь мистер Малькольм МакФерсон?
– Не знаю, – Дэви подумал, что вот это, по крайней мере, хоть не ложь. Вид у него был жалкий.
– Кто-нибудь из Общества Поддержки Женщин делал объявление о мероприятиях на следующей неделе?
– Д-да… – еле слышно.
– Как прошло молитвенное собрание?
– Я… я не знаю!
– А кто должен знать? Слушайте внимательнее, вникайте лучше во все сообщения. О чем говорил сегодня мистер Гарвей?
Дэви сделал отчаянный глоток и подавил в себе последний протест совести. Он принялся с вдохновением цитировать «золотой текст», который готовил еще несколько недель назад. К счастью, миссис Линд перестала его расспрашивать, но обед не доставил удовольствия Дэви. Он съел только одну порцию пудинга.
– Да что с тобой? – удивилась миссис Линд. – Уж не заболел ли ты?
– Н-нет, – пробормотал мальчик.
– Ты такой бледный! Лучше не появляйся сегодня на солнце! – с беспокойством сказала миссис Линд.
– Сколько раз ты соврал сейчас миссис Линд? – укоризненно спросила Дора, стоило лишь им только остаться наедине после обеда.
Дэви, доведенный до отчаяния, тут же «завелся»:
– Не знаю и знать не хочу! А вы молчите, Дора Кейт!
И несчастный Дэви спрятался в укромный уголок, за поленницу, чтобы еще раз заново пережить свое грехопадение…
Когда Энни вернулась домой, усадьба Грин Гейблз уже была погружена в темноту. На дворе стояла тишина. Она почти сразу отправилась в постель, так как устала и смертельно хотела спать. На прошлой неделе в Эвонли состоялось несколько увеселительных мероприятий, которые заканчивались в довольно поздние часы. Но стоило лишь ее тяжелой голове опуститься на подушку, как дверь тихонько отворилась, и она услышала жалобное: «Энни!..»
Девушка с явной неохотой приподнялась.
– Дэви, это ты? Что случилось?
Маленькая фигурка, вся в белом, пронеслась от дверей и рухнула на постель.
– Энни, – всхлипнул Дэви, обвивая руками ее шею. – Я так рад, что вы дома! Я не мог заснуть, не поговорив с кем-нибудь!
– О чем, дорогой?
– Какой… я нещасный!..
– Ты несчастный, но почему?
– Я кошмарно себя вел сегодня – хуже некуда! Со мною такое случилось впервые.
– Но что ты натворил?
– Мне даже страшно об этом рассказывать вам! Вы же перестанете любить меня после этого, Энни! Сегодня я не смогу молиться. Разве можно о таком рассказывать Богу? Мне стыдно перед Ним…
– Но тем не менее, Дэви, Ему все известно.
– То же самое мне сказала Дора. Но я подумал, может Он… не заметил в этот раз! Лучше вначале я все расскажу вам.
– Ну так что же все-таки стряслось?
И Дэви заговорил сбивчиво, облегчая свою душу:
– Я сбежал из воскресной школы, чтобы отправиться на рыбалку с Коттонами… А потом я с три короба наврал миссис Линд и… и произнес одно ругательство. Очень к месту, Энни! А еще я не очень почтительно говорил о… Боге!