У первого же поворота она встретилась с мисс Лавандой, стоявшей под раскидистой пихтой. На ней было теплое платье ярко-красного цвета, голова и плечи она закутала в серую шелковую шаль.
– Вы выглядите, как королева фей пихтового леса, – весело прощебетала Энни.
– Я так и думала, что вы придете сегодня вечером, Энни, – сказала мисс Лаванда, устремляясь к ней навстречу. Я вдвойне вам рада, потому что Шарлотты Четвертой сегодня нет. У нее заболела мать, и она ушла на ночь домой. Мне было бы очень одиноко, если бы вы не пришли. Даже мечты и эхо – еще не компания. Ах, Энни, как же вы хороша! внезапно добавила она, оглядев с ног до головы высокую стройную девушку, на лице которой от ходьбы появился легкий румянец. Как хороша и как молода! Какая же это прелесть быть семнадцатилетней, правда? Честное слово, завидую вам, – искренне промолвила мисс Лаванда.
– А вы семнадцатилетняя сердцем, – с улыбкой сказала Энни.
– Нет, я старая. Или, скорее, средних лет, что куда хуже. – Мисс Лаванда вздохнула. – Иногда я стараюсь делать вид, что я моложе, а в остальное время я сознаю реальность. Но я не могу успокоиться и свыкнуться с ней, в отличие от большинства женщин. Я все время восстаю против нее с той поры, как обнаружила у себя первый седой волос. Энни, не старайтесь казаться, будто вы понимаете меня. Семнадцать лет этого не могут понять. Я собираюсь сейчас притворяться, будто мне тоже семнадцать, и сейчас, когда вы здесь, я смогу это сделать. Вы всегда приносите в своих руках молодость, словно подарок. У нас будет славный вечер. Вначале чай. Что вы хотите к чаю? У меня есть все, чего бы вы ни пожелали. Придумайте что-нибудь повкуснее и потяжелее для желудка.
В этот вечер дом оглашали шум и веселье. Мисс Лаванда и Энни готовили, накрывали стол, делали сладости, праздновали, смеялись, дурачились так, что вряд ли кто-нибудь смог бы, подслушав их, узнать в них старую деву сорока пяти лет и молодую сельскую учительницу. Затем, когда обе устали, они уселись на ковер перед камином, освещенные лишь мягким светом камина и вдыхая аромат розовой воды в открытом кувшине на камине. Поднялся ветер, он вздыхал и выл под навесом крыши, снег мягко стучался в окна, словно десятки эльфов просили пустить их в дом.
– Я так рада, что вы здесь, Энни, – сказала мисс Лаванда, откусывая конфетку. – Без вас мне было бы так тоскливо. Мечтать и воображать хорошо днем, при солнечном свете, но когда темно, а за окнами пурга, мечты не удовлетворяют тебя. Тут хочется реального. Но вы этого не знаете семнадцать лет этого не знают. В семнадцать человек удовлетворяется мечтами, потому что он думает, что реальность его еще ждет впереди. Когда мне было семнадцать, Энни, я не думала о том, что в сорок пять буду маленькой седой старой девой, у которой нет ничего в жизни, кроме мечтаний.
– Но вы не относитесь к старым девам, – с улыбкой промолвила Энни, глядя в умные карие глаза мисс Лаванды. – Старыми девами рождаются, ими не становятся.
– Некоторые рождаются, некоторые добиваются этого состояния, а некоторым его навязывают, – нарочито игриво сказала мисс Лаванда.
– Значит, вы из тех, кто добивается, – рассмеялась Энни, – и вы сделали это так красиво, что если бы все старые девы были как вы, то это, я думаю, вошло бы в моду.
– Я всегда стараюсь делать всё как можно лучше, – задумчиво произнесла мисс Лаванда, – и раз уж мне выпало быть старой девой, то я решила быть красивой старой девой. Люди говорят, я странная. Но это потому, что у меня своя собственная манера быть старой девой, я отказываюсь копировать традиционные образцы. Энни, вам кто-нибудь рассказывал про нас со Стивеном Ирвингом?
– Да, – чистосердечно ответила Энни. – Я слышала, что вы с ним были когда-то помолвлены.
– Были. Двадцать пять лет назад. Целую жизнь назад. И на следующую весну договорились пожениться. Я и свадебное платье сшила, хотя никто, кроме мамы и Стивена еще ничего не знал. Мы были помолвлены, как вы бы выразились, всю жизнь. Когда Стивен был маленьким мальчиком, его мама пришла к нам и привела его с собой. А когда он пришел к нам во второй раз ему было девять лет, а мне шесть, он сказал мне в саду, что все обдумал и решил жениться на мне, как вырастет. Я помню, что сказала «спасибо», а после того как он ушел, сообщила маме, что у меня груз с души свалился, потому что я теперь не боюсь остаться старой девой. Бедная мама, она так смеялась!
– И что же случилось? – спросила Энни, затаив дыхание.
– Однажды у нас вышла глупая ссора, самая обычная. Настолько обычная, что, если вы поверите мне, я даже не помню, с чего началось. Вряд ли я могу сказать, кто там был больше виноват. Начал-то Стивен, но, я думаю, это я спровоцировала его какой-нибудь своей глупостью. У него был один или два соперника. А я была тщеславная, кокетливая и любила поддразнить его. А Стивен был легко возбудимый, чувствительный парень. В общем, мы разругались и расстались. Но я думала, что всё поправится. И поправилось бы, если бы Стивен не пришел слишком скоро. Энни, дорогая, не хочется говорить… – Мисс Лаванда понизила голос, словно собиралась признаться в убийстве. – …Но я ужасно обидчивая. Да, не улыбайтесь, это правда, еще какая правда. Я действительно обижаюсь. И вот Стивен вернулся, когда я еще не перестала дуться. Я не стала слушать его и не простила его. И он ушел, и навсегда. Он был слишком горд, чтобы прийти еще раз. А там я обиделась на него за то, что он больше не пришел. Я могла бы сама позвать его, но не смогла заставить себя сделать это. У меня было гордости не меньше, чем у него. А гордость и обидчивость дают очень плохое сочетание, Энни. И больше меня уже никто не интересовал, никого мне не хотелось. Я решила, что лучше тысячу лет буду старой девой, но не выйду ни за кого, кроме как за Стивена Ирвинга. Теперь, конечно, все это кажется как сон… Как же вы симпатичны, Энни. Такой симпатичной можно быть только в семнадцать лет… Да, только вы не воспринимайте это слишком трагично. Я в действительности весьма счастливый человек, довольный, хотя и с разбитым сердцем. Когда я поняла, что Стивен Ирвинг не вернется, у меня сердце разбилось, если только сердца могут разбиваться. Но в реальной жизни разбитое сердце, Энни, это и наполовину не так ужасно, как об этом пишут в книгах. Во многом это похоже на больной зуб хотя такое сравнение и не покажется вам романтичным. От него бывают приступы боли, он не дает вам спать, но в перерывах между приступами вы можете радоваться жизнью, мечтами, эхом, конфетами из арахиса, словно у вас ничего и не болит. Ну вот, теперь вы, похоже, разочарованы. Я уже не кажусь вам такой интересной персоной, как думали пять минут назад, когда считали, что меня постоянно мучат трагические воспоминания, которые я мужественно скрываю за смехом и улыбками. Вот недостаток или достоинство реальной жизни. Благодаря этому человек не опускается, старается чувствовать себя более или менее комфортно и ему это удается, даже если он решил избрать для себя образ романтично-несчастной личности… Какие замечательные конфеты, разве не так? Что-то я переела их, это слишком для меня. Все равно буду.
После короткого молчания мисс Лаванда вдруг быстро заговорила:
– Я была убита, когда услышала в тот первый раз, когда вы сюда пришли, о сыне Стивена, Энни. Я с тех пор не решалась заговорить о нем, но я хочу узнать все о нем. Что это за мальчик, какой он?