Но когда глаза Энни встретились глазами с мальчиком, сидевшим сразу напротив ее стола, странные мурашки пробежали у нее по телу, словно она нашла своего гения. Она знала это должен быть Пол Ирвинг. Миссис Рэйчел Линд была права, как-то сказав, что этот мальчик будет непохож на эвонлийских ребят. Более того, Энни поняла, что он вообще непохож на других ребят, где бы они ни жили, и что это душа тонкая, сродни ее собственной, пристально и ожидающе глядящая на нее темно-синими глазами.
Энни знала, что Полу десять лет, но выглядел он восьмилетним, не более. У него было такое красивое личико, какого она никогда не видела у детей редкостно утонченные черты лица, обрамленного в ореол каштановых кудряшек. У него были полные, но не слишком, щеки, алые губы, заканчивавшиеся совершенными уголками, спрятанными, но не глубоко. Вид он имел рассудительный, серьезный, словно дух его был значительно старше его тела. Но стоило Энни улыбнуться ему, как всю его серьезность как рукой сняло и он ответил очаровательной улыбкой, которая, похоже, отражала внутреннюю красоту этого создания словно какая-то лампа вдруг зажглась внутри него, высвечивая его с ног до головы.
Особенно приятно было то, что это получалось само собой, не вызванное никакими попытками извне или внутренними мотивами, а просто оказалось выплеском сокрытой до поры до времени от внешнего взора личности, и выходило это необычно и очаровательно. После этого моментального обмена улыбками Энни и Пол сразу стали друзьями на веки, не успев обменяться ни словом.
День прошел как сон. По прошествии времени Энни никогда не могла как следует вспомнить его. Ей чуть ли не казалось, что это не она вела урок, а кто-то другой. Она хорошо слышала класс, задавала арифметические задачи, прописи, но всё это делала механически. Дети вели себя вполне прилично, случились лишь два казуса. Морли Эндрюс выпустил в проход между рядами двух выдрессированных сверчков. Энни велела Морли простоять урок перед классом, а сверчков конфисковала. Второе Морли воспринял более остро, чем первое. Энни посадила сверчков в коробочку, а по дороге из школы выпустила их в Долине Фиалок. Однако Морли был уверен и тогда, и потом, что Энни взяла их домой, чтобы забавляться ими.
Другим нарушителем порядка оказался Энтони Пай, который выплеснул остатки воды из своей бутылочки на шею Аурелии Клэй. Энни оставила Энтони на перемене в классе и поговорила с ним на тему о том, каких поступков ждут от джентльмена, и объяснила ему, что ни один джентльмен не станет выливать воду на шею леди. И сказала, что хотела бы, чтобы все ее мальчики были джентльменами. Ее маленькое поучение было добрым и трогающим за душу, но Энтони, к сожалению, оно совершенно не тронуло. Он выслушал Энни с прежним сумрачным выражением лица, а выходя, презрительно присвистнул. Энни вздохнула, но тут же успокоила себя тем, что завоевание признания со стороны Энтони – это как строительство Рима, дело не одного дня. На самом деле было весьма сомнительно, водилось ли среди этого семейства такое понятие признание, которое Энни собиралась завоевывать, но о самом Энтони она думала лучше. Ей казалось, что он может оказаться и вполне хорошим мальчиком, если такой существовал за этой угрюмой физиономией.
Когда занятия закончились и дети разошлись по домам, Энни устало опустилась на стул. У нее болела голова, Энни чувствовала себя ужасно расстроенной, хотя по сути дела оснований для расстройства не было, поскольку ничего страшного не случилось. Но Энни очень вымоталась и готова была поверить в то, что ей никогда не научиться любви к преподаванию. И как же это ужасно делать то, что тебе не нравится, каждый день на протяжении… скажем, сорока лет. Энни никак не могла принять решение, где ей расплакаться по дороге или дождаться, пока придет домой, в свою беленькую комнатку. Пока она решала, послышался стук каблуков и шуршание шелка, и перед Энни возникла леди, внешний вид которой заставил Энни вспомнить недавние нелестные слова мистера Харрисона в адрес какой-то женщины, виденной им в магазине Шарлотт-тауна: «В этой женщине лоб в лоб столкнулись последний крик моды с ночным кошмаром».
На леди красовалось пышное платье из тонкого бледно-голубого щелка, на котором оборки, сборки и буфы были везде, где только их можно было сотворить. Голову венчала огромная белая шифоновая шляпа, украшенная тремя страусиными перьями, лишившимися былой пышности. С полей шляпы сборками свисала на плечи и отчасти на спину розовая шифоновая вуаль, щедро усыпанная большими черными пятнами. На ней было столько драгоценностей, сколько помещалось на этой миниатюрной женщине. Ее сопровождал сильный запах духов.
– Я миссис Дон-нелл, – раздельно произнесла она свою фамилию с ударением на втором слоге, – и я пришла поговорить с вами о кое-каких вещах, о которых мне рассказала Кларис Алмира, когда приходила домой обедать. Это меня чрезвычайно взволновало.
– Простите, – неуверенно пробормотала Энни, тщетно силясь вспомнить какой-либо сегодняшний инцидент, связанный с детьми Доннеллов.
– Кларис Алмира сказала мне, что вы произносите нашу фамилию Дон-нелл, – произнесла она с ударением на первом слоге. – Теперь, миссис Ширли, правильное произношение нашей фамилии Дон-нелл, с ударением на втором слоге. Я надеюсь, вы запомните это на будущее.
– Я постараюсь, – промолвила Энни, с трудом сдерживая в себе непреодолимое желание расхохотаться. Я знаю по опыту, как это неприятно, когда твою фамилию коверкают на письме, и я полагаю, что это еще неприятнее, когда ее коверкают в произношении.
– Конечно. А еще Кларис Алмира сообщила мне, что вы зовете моего сына Джекобом.
– Он мне сам сказал, что его имя Джекоб.
– Этого можно было ожидать, – произнесла миссис Доннелл, что с ударением на последнем слоге, таким тоном, словно хотела сказать: какой, мол, благодарности можно ожидать от детей в этот вырождающийся век. – У мальчика такие плебейские замашки, мисс Ширли. Когда он родился, мне захотелось назвать его Сент-Клер это звучит так аристократично, не правда ли? Но его отец настоял, чтобы его назвали Джекобом в честь дяди. Я уступила, потому что дядя Джекоб был богатым старым холостяком. И что вы думаете, мисс Ширли? Когда нашему невинному мальчику было пять лет, дядя Джекоб взял да и женился, и теперь у него трое своих собственных мальчиков. Вы когда-нибудь слышали про такую неблагодарность? И когда от него пришло нам приглашение на свадьбу, представьте себе, он имел наглость прислать нам приглашение, мисс Ширли, я сказала: «Спасибо, для меня больше нет Джекоба». С того дня я зову своего сына Сент-Клер, и я твердо решила, что он будет Сент-Клером. Его папаша упрямо продолжает звать его Джекобом, и сам мальчик безотчетно тяготеет к этому вульгарному имени. Но Сент-Клер он есть Сент-Клером и останется. Вы будете добры запомнить это, хорошо, мисс Ширли? Спасибо вам. Я сказала Кларис Алмире, что речь наверняка идет о недоразумении и что стоит поговорить с вами, как все станет на свои места. Значит, Дон-нелл ударение на последнем слоге и Сент-Клер и никаких Джекобов. Вы запомните? Благодарю вас.
Когда миссис Доннелл удалилась, Энни заперла школу и направилась домой. В месте, где дорога шла на подъем, у начала Березовой тропы, ей попался Пол Ирвинг. Он протянул Энни изящный букетик диких орхидей, которые местные ребятишки называли «рисовыми лилиями».