– Что ты делаешь?!!!
– Ты же хотел узнать, как я буду себя вести…
Больше он ничего не видел. Встречный КАМАЗ всей своей многотонной массой обрушился страшным ударом в капот внедорожника. Леонида подбросило, и он вылетел через лобовое стекло, и со всего маха ударился о кабину грузовика. Мелкие капли крови, словно маленькие звездочки, покрыли оранжевую обшивку…
* * *
Большая куча венков. Просто огромная! Некоторые настолько дорогие, что дух захватывает только от одной мысли, сколько на могилу вывали денег. А целое море живых цветов дополняли эту нелепую картину дорогих через – чур богатых похорон, какой-то нелепо напыщенной смерти. Первый снег ложился на эти искусственные и уже мертво-живые цветы и почти сразу таял. Хот на некоторых листьях и траурных лентах белые хлопья задерживались и вальяжно блестели в лучах хилого октябрьского солнца.
Два старика сидели в оградке соседней могилки за аккуратно установленным столиком. Скромный памятник возле них выглядел, словно молодой голубок, хотя и был обыкновенным бледно серым железным коробом с блестящей никелированной звездочкой в правом верхнем углу.
– Надо будет тоже вот такой столик и скамейку заказать, а то приду к нему на могилу и посидеть не на чем,… – сказал один.
– А ты уверен, что придешь? Может уже и…
– Ну не надо, не надо грубить Клюфт… сколько отмерено, столько и проживу. А если не я приду так придет Вика с твоим Вилором.
Клюфт задумался. Он как-то нежно погладил по железной площади стола и, вздохнув, ответил:
– Хочется верить, что придут. Что приедут. Что Париж им надоест, домой потянет, кстати, они тебе звонили?
– Да Вика звонила и Вилор твой, разговаривал, – довольный ответил Андрон Кузьмич.
– И мне звонили, говорят, что у них там все хорошо… веселые такие были… – ответил Клюфт загадочно и добавил. – А ты-то Андрон был в Париже?
– Я?!!! Бог с тобой я ж не выездной? Я где работал-то?
– Вот и я… да у нас вся страна не выездная была…
– Клюфт не начинай… хоть тут на кладбище… надоел ты со своей политикой.
– Извини… слушай Андрон, а ты хочешь, чтобы тебя вот рядом с сыном похоронили?
– Ну конечно, а где ж еще?
– Это верно, – вздохнул Клюфт. – А я хочу, что б меня рядом с Верочкой…
– Правильно. Вера…
– Да, Вера, как давно это было…
– Словно не с нами.
Маленький засуетился и, достал из-под стола сумку. Оттуда извлек бутылку коньяка, маленькую банку с красной икрой хлеб и прочую закуску. Поставив две маленькие рюмочки, он наполнил их алкогольным напитком:
– Ну, давай помянем душу ушедшего раба Божьего Леонида,… – поднял он одну из рюмок.
Клюфт поддержал предложение и тоже взял в руку рюмку. Они выпили молча, как-то синхронно и совершенно одинаково взмахнув локтями. Закусив, вновь сидели задумавшись. Первым очнулся Маленький, он, встрепенувшись, тихо сказал:
– Знаешь Клюфт, я тут подумал, и понял, у меня больше вообще никого из близких в этом городе нет. Ты не поверишь, но ты теперь мне как родной…
Клюфт переварил слова, затем свои мысли:
– Почему как… мы и есть родня… еще бы вон правнука, или правнучку нам народили и все… точно родня…
– Слушай Клюфт… я тебе давно хотел сказать… все как-то не решался, – Маленький осекся, помолчав, тяжело вздохнул и продолжил. – В общем, ты прости меня, за все. Я, честно говоря, не прав был…
Клюфт ничего не ответил, он, положив руку на плечо Андрона Кузьмича, несколько раз легонько похлопал его, как старого друга и товарища.
Говорить ничего не хотелось, да и говорить было уже просто нечего.
Погода окончательно испортилась. На небо наволокло мерзкие серые тучи, временами летел снег. На крутом склоне большого холма сидели двое. Мужчина в грязно-зеленом длинном плаще и длинноногая девица в кожаной куртке с косым блестящим замком. Они смотрели вниз, где виднелись огни большого города, который мигая вечерними огнями жил своей сумбурной и суматошной жизнью. Парочка, молча внимательно, наблюдали за суматошным, людским муравейником и временами переглядывалась друг с другом. Где-то вдалеке завыли собаки. Мужчина посмотрел на звук в темноту и тихо сказал:
– Честно говоря, я тебе не верил. Но сейчас могу признаться, ты вовсе не сука, с тобой можно иметь дело.
– Спасибо, – как-то отстраненно ответила девица. – Она взглянула на мужчину изучающее и добавила. – А ты тоже вроде не такой уж плохой, каким я тебя себе представляла. Предлагаю дальше вместе работать.
Мужчина задумался. Вдалеке вновь завыли собаки.
– Ты же сказала, что у меня это последняя смена. Как мы будем вместе работать?
– Я пошутила. Да и ты… что не знаешь, у таких как ты, последних смен просто не может быть… так, что давай вместе…
– Я подумаю,… – загадочно произнес мужчина.
Он вновь присмотрелся к огням большого города и устало закрыл глаза.
А наверху хмурые облака боялись ветра. Хмурые облака то и дело крутились в свинцовом, тяжелом и безжизненном небе. Ветер рвал облака на части. Ветер умел это делать. Это была его работа. Работа, для которой он был рожден там, далеко на севере. Там, возле самой макушки земли. Облака старались изворачиваться. Но это им не удавалось. Они превращались в жалкие обрывки – под тугими холодными струями. Облака из последних сил пытались откупаться от могучего потока снежной крупой. Снег – лишний балласт. Они жертвовали им. Они с ужасом понимали, что больше не смогут носить его в себе. Снег не обижался. Он обреченно летел к земле, превращаясь в мокрый дождь. Ветер завывал от удовольствия. Ему было мало. Он не мог остановиться. Сумрак наступающей ночи лишь подзадоривал его.
Но вдруг все закончилось. Ветер стих так же неожиданно, как и налетел. Кто-то неведомый словно выдавил из него жизнь и растворил в черном, холодном воздухе октябрьского вечера.
март 2009 – ноябрь 2010 года.