Падшие в небеса. 1997 | Страница: 54

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ты Клюфт, как я вижу хоть и дожил до таких лет, а не переменился, не научила тебя жизнь. Я ж пришел к тебе с делом, а ты в штыки все воспринимаешь! Испортить все хочешь опять. Что б другим плохо было ради своей вот этой гордости и правды! Но это же неверно! Это не верно! Признайся ты сам себе!

Клюфт, вскочил с кровати. Маленький даже испугался таких резких движений больного человека, да какого там больного – сердечника с инфарктом! Павел Сергеевич встал в полный рост, его больничная мятая пижама была похожа на какой-то костюм астронавтов из фантастических зарубежных сериалов, или нет,… нет она похоже на одеяния того героя из «Соляриса» Андрея Тарковского! Да, он так похож на этого человека! Только постаревший и осунувшийся. Клюфт подошел к окну и растворил одно створку. Закрыв глаза, он подставил лицо солнцу, лучи грели кожу.

Было, как-то страшновато Маленькому смотреть за всем этим, какой-то фильм,… рядом с ним снимается какой-то необычный фильм, где он играет одну из главных ролей!

– Ты почему-то опять заставляешь меня в чем-то признаваться? А в чем я должен перед тобой признаваться или сознаваться? Ты не следователь в тридцать седьмом, а я не арестованный Клюфт, в твоем кабинете. Нет! Того Клюфта уже нет, он умер тогда, когда ты его убил! Одним росчерком пера! Ты исправил букву «Ю» на «И» и убил человека! Просто и беспощадно! Уничтожил! А кто тебе давал на это право? Кто вам, таким как ты, давал тогда право уничтожать людей! А?

– Я не убил тебя, а спас! Мы просто не хотим сейчас в этом признаться, самому себе!

– Спас?! И это ты называешь спасением?! Ты вычеркнул меня из жизни моей любимой женщины! Раз и навсегда ты вычеркнул меня из жизни моей любимой дочери раз и навсегда! Ты убил меня Маленький, а сейчас именно ты сам себе врешь и успокаиваешь свою душу, заставляя себя поверить, что другого пути у тебя тогда не было и, ты сделал все правильно! Это ты боишься сам себя, а не я! Мне, нечего бояться! А вот ты, ты боишься своих мыслей и своих как ты там говоришь видений и пришел тут ко мне убеждать меня в обратном?! Мразь ты и сволочь! И знай никогда не будет тебе прощения от таких, как я! За то, что ты с нами сделал!

Маленький тоже встал, он не нервничал, он лишь хмыкнул и подошел ближе к Павлу. Он стоял совсем рядом с ним и тяжело дышал.

– А с чего ты взял, что я пришел просить у тебя прощения?

– А чего же ты тогда ходишь? – недоумевая спросил Клюфт.

– Я, же уже говорил, хочу помочь своей внучке, и твоему внуку. Вот и все. Ты ошибаешься Клюфт. Я не в чем, не раскаиваюсь! Я все сделал правильно и не мог поступить иначе.

Повисла пауза. Тишина как-то немного охладила обоих, заставила задуматься. Клюфт покосился на Андрона, и тихо буркнул:

– Ты не заслуживаешь быть хорошим. А ты пытаешься им стать Маленький. Но это тебе не подойдет. И к тому же быть хорошим это привилегия, ее нужно заслужить.

– Перед кем?

– Перед Богом, перед им, одним.

– А ты, значит, заслужил?

Клюфт задумался, он не знал, что ответить. Вопрос Андрона поставил его в тупик. Да действительно он как-то «перебрал» оценками, он не может быть окончательной инстанцией верховным судьей, который все и решит. Нет, это нет так! Но и оставлять этот вопрос Павлу было нельзя. Он хмыкнул, но ничего так и не ответив, вернулся на кровать.

Маленький продолжал стоять у окна, он как-то грустно и тихо спросил:

– Ты ведь сам любил, а что ты готов был ради любимой? Ради любимой ты бы был готов убить меня?

Клюфт опять промолчал. Вопрос был вновь задан, по какой-то страшной методики «ежовских дознавателей». Все четко и ясно и даже молчание уже знак поражения. Маленький «бил ниже пояса», он спрашивал то, чего нельзя было спрашивать. Что сделать ради любимой, что он мог сделать?

«Ради Верочки, тогда, я смог бы все! Смог! Я смог бы убить? Нет, не смог, хотя не знаю, наверное, смог бы! Господи, как все страшно, где граница? Да, действительно я смог бы ради не уничтожить этого человека? Может быть, может быть, но это ведь ради Верочки! Ради нее! Ради будущего ребенка! Нет определенно я бы смог! Но тогда что говорит он! Он хочет сказать, что я такой же как он, вернее он такой же как я? Господи, где граница этого различия?!»

– Вот видишь Клюфт, ты засомневался. И будешь сомневаться. Потому как вера твоя в твою справедливость призрачная. Она хрупкая и скользкая какая-то. Оказывается, и ты мог бы оказаться на моем месте. А значит, значит, зачем этот пафос твой? Что ты хочешь? Что ты можешь мне предъявить? А? Ну подумай и скажи? Я слушаю! Что вы все крикуны хотите нам предъявить? Да ничего! Ничего вы не можете предъявить, только болтовня и говорильня! – медленно и с какой-то издевкой в голосе сказал Маленький.

Клюфт вновь привстал с кровати. Он закачал головой и, вытянув вперед руку, подошел к Маленькому, словно театральный актер к своему коллеге во время репетиции на сцене. Павел пригрозил указательным пальцем у самого носа Андрона Кузьмича:

– Эй, нет! Нет! Тут-то ты не прав. Если ты сводишь все к нашим с тобой личным отношениям это одно. Тут ты еще можешь поспорить и попытаться доказать, что ты чистенький. Но, в общем, в общем, к вам есть что предъявить!

– Ха! Да нет у вас ничего! Только пустые слова! – отмахнулся Андрон. – Опять ты за свое, опять про невинные жертвы и все такое! Да пойми ты, время было такое! Время! И ничего тут искать ведьм! Страна пережила это! История это уже! Шестьдесят лет прошло! В чем ковыряться-то? В истории! Что-надо-то тебе?

– История говоришь,… ковыряться?! Нет, тут дело в другом! Понимаешь, в нашей стране,… по страшной традиции никто не за что не отвечает! Натворили дел и взятки гладки. Укокошили несколько миллионов и ладно! История спишет! Разорили деревню ну и хрен с ним, история спишет! Пол Европы пятьдесят лет оккупировали тоже вроде как историческая необходимость! Ан, нет! Не бывает так в жизни! Не бывает! Только мы пытаемся это в норму ввести! А отвечать-то надо и через шестьдесят, и через сто лет! Чистенькими хотите сдохнуть? В почете и привилегиях? Хрен вам! Отвечать придется! Ты знаешь Маленький, сколько, таких как ты, которые людей по тюрьмам мучили, да невинных расстреливали, на почетной пенсии сидит? А? Сколько вас казенные харчи получает да квартиры служебные имеет? Нет! Не знаешь, но догадываешься. А сколько вас таких подохло в почете на персональных дачах строча лживые мемуары? Тысячи?! Десятки тысяч?! А может сотни?! А страна молчит, а что ей говорить,… это же история! Но нет, нет ломать надо традицию такую ломать. За все отвечать надо!

– Дурак ты! Клюфт! Как ты ломать-то собрался все это? Ради кого? Ради народа своего что ли? Да ты что больной? – Маленький осекся, понимая, что сказал глупость, покосился на Клюфта, сидящего на больничной койке, тот грустно хмыкнул, но Андрон Кузьмич продолжил. – Кому это надо? Ты посмотри на улицу! Выгляни на улицу-то! Народу нашему кроме колбасы водки и американских долларов ничего не надо! Ты им имя Берия назови, так они подумают, что это марка итальянского холодильника! Они бандитов и рэкетиров в народные депутаты выбирают лишь бы денег за бюллетень получить, да пропить их тут же! Ради кого, ты какой-то там нелепый суд задумал? Ради них? Да им плевать на тебя, на меня и на всех! Им плевать на самих себя лишь бы долларов побольше дали! Ты опять призрак какой-то раскопать хочешь и судить его что ли? Дурак ты!