Лидия, молча села обратно за руль и заведя автомобиль, медленно вывела его на трассу.
Через пару километров она тихо сказала:
– Это она мена под автобус направила…
Вилор нервно курил и ответил не сразу. Несколько раз затянувшись, он тихо бросил:
– Тебе показалось,… ты просто перенервничала. Такое бывает. Это стресс. Тебе сейчас поспать надо, отдохнуть.
Но Лидия не восприняла его слова, как будто их не услышала.
Она вновь сказала жестким тоном:
– Это она меня на автобус направила,… она хотела меня убить… а может нас.
Вилор ласково посмотрел на Скрябину и, погладив ее по плечу, миролюбиво промурлыкал:
– Хорошо,… пусть будет она,… но тебе все равно надо отдохнуть…
Павел Сергеевич Клюфт мучился от одиночества. Выписавшись из больницы, он вдруг ощутил, что, находясь в собственной квартире, он некому не нужен. Там в больничной палате, к нему регулярно приходили люди, медсестра, врач, нянечка, внук и даже страшный человек из прошлого – Андрон Маленький. Эти люди окружали его и, он забывал об одиночестве, он понимал, что нужен кому-то. А теперь оказавшись один в своей квартире, он вновь понял, что опять одинок. Как страшно, но это и есть плата за то, что он выжил, выжил и стал стариком. Судьба, словно издеваясь над его долголетием послала ему побочный эффект длинной жизни, быть одиноким и главное чувствовать это! На старости лет – это настоящая мука. Это трагедия, которая принадлежит «тебе лично» и никто не может смягчить ее горести. Одиночество персональный крест перед Богом! Странно! Человек может долго жить, но чем дольше он живет, тем дольше он должен мучиться, вот такая плата…
Отношения с внуком превратились в какие-то церемониально стандартные. Они встречались на кухне, говорили о каких-то совершенно пустяковых темах и расходились по своим комнатам. Павел чувствовал, что Вилор не хочет с ним разговаривать и даже его вроде бы его натянутые фразы о последних новостях звучали как вежливая обязанность, которую он с трудом, но выполнял, стараясь не расстраивать деда.
Павел Сергеевич на внука не злился. Клюфт понимал, что у Вилора сейчас не самые легкие времена. Павел Сергеевич напротив, сам старался лишний раз не тревожить Щукина.
Единственное что хоть как-то бодрило и вносило разнообразие в унылый и скучный быт старика, это была новая традиция, Клюфт ходил кормить голубей и уток. Это сильно увлекло Павла Сергеевича и, как он сам замечал, здорово отвлекало от грустных мыслей.
Кормил уток и голубей Клюфт на набережной Качи, недалеко от улицы Обороны, как раз там, где стоял его родовой дом. Да, его дом тот «страшный» и такой родной дом из прошлого…
Однажды утром Павел Сергеевич испытал редкую тоску и желание увидеть свой дом, увидеть то здание где он был счастлив ребенком, потерял родителей и упивался любовью с Верочкой и именно там он получил первый удар судьбы в далеком тридцать седьмом. Клюфт собрался и даже не завтракая, поспешил в свое прошлое.
Человек очень любит возвращаться в свое прошлое, пусть даже страшное и мучительное, но человек так устроен – он непременно хочет вернуться в прошлое.
Он шел по улице Обороны и с замиранием сердца понимал, что все, что с ним было и происходило тут, так далеко и безвозвратно ушло. Так же как ушла его молодость и практически уже ушла его жизнь.
Кстати эта часть Красноярска за шестьдесят лет не сильно изменилась, в отличие от остального города. В свое время власти занесли целые кварталы в центре купеческого Красноярска в книгу памятников архитектуры. Поэтому одно и двухэтажные, деревянные и каменные дома, построенные еще в девятнадцатом веке, охранялись государством и стояли почти в первозданном виде. Правда время их не пощадило, у некоторых покосились стены обветшали ставни на окнах и даже провисли крыши. Чиновники защитили строения лишь законодательно, но не подумали защитить их физически, средств на реставрацию этих домов не выделяли. Некоторые словно уходили под землю, проезжая часть поднималась все выше и выше, а фундаменты уходили все глубже вниз.
Павел Сергеевич шел по улице затаив дыхание. Вот он его дом,… кирпичная кладка нижней полуподвальной части стала почти черной, окна комнаты, где когда-то жил Клюфт как ему показалось, опустились намного ниже и теперь выглядели, словно глаза мертвеца перед погребением. Толстая пыль на стеклах и потрескавшиеся совсем рассохшиеся рамы. В углубление перед ними лежала целая гора мусора. Было видно, что тут уже дано никто не убирался. Павел Сергеевич остановился у дома и печально рассмотрел его стены.
«Дом, как человек тоже стареет. Но в отличие от человека, может вновь стать молодым, если как не странно это захочет сам человек. Как странно, этот дом постарел, всеет со мной, наверняка переживет меня. А может вообще станет вновь молодым, когда его отреставрируют. Как печально и жалко. Если бы люди тоже так могли, если бы люди тоже так могли» – грустно подумал Клюфт.
Во дворе он увидел, что сараев и стаек, которые стояли шестьдесят лет назад, больше нет, видимо их давным-давно снесли. Через весь периметр пространства была натянута веревка, на которой сушилось постиранное белье. А рядом с ним суетилась женщина, судя по ее одежде, жительница одной из республик Средней Азии. Она была одета в цветастое длинное платье и блестящий зеленый платок на голове. Рядом с азиаткой суетился ребенок, толстый темнокожий карапуз. Клюфт понял, что в его родовом доме сейчас общежитие для выходцев из южных республик, которые приехали торговать в Красноярск, фруктами и овощами. Стало немного грустно и противно. Павел Сергеевич тяжело вздохнул и направился в сторону реки Кача. Ему хотелось свежего воздуха. На набережной он с приятным удивлением обнаружил, что у Качи построили беседки, симпатичные домики с зеленой черепичной крышей.
Сама набережная тоже обновлена и некогда запущенные и захламленные берега речки, ныне обеды в бетон. Павел Сергеевич подошел к перилам и, опустившись на них телом, посмотрел на воду. И тут Клюфт с радостью увидел, что в реке плавают утки, а по бетонным плитам разгуливает огромная стая голубей. Этих птиц с кормили местные жители. Люди приносили семечки и булки и кидали их ненасытным уткам и голубям. Птицы были до того ручными что не боялись подлетать и садиться на руки. Правда, утки, конечно, лишь переваливаясь на своих ластах, топтались у чугунных перил, подбирая куски хлеба, но вот голуби, те совсем обнаглев, буквально атаковали любого, кто принес семечки. С этого момента Клюфт и полюбил это места. Он стал регулярным кормителем качинских пернатых.
Вот и сегодня Клюфт шел в сторону Качи, с хорошим настроением. Прикупив пакет семечек и сладкий батон в магазине, он шагал и мурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Подойдя к беседке, он увидел, что возле перил стоит высокая стройная девушка, это была блондинка с весьма сексуальной фигуркой и длинными ногами. Красотка, разбрасывала белый мякиш от булки и что-то приговаривала уткам. Павел Сергеевич скромно подошел поближе и тоже встал у чугунной решетки ограды. Он достал из пакета семечек и хлеб и принялся кормить.