– Что вы меня нюхаете? Как ищейка? Скажите лучше – в чем меня обвиняют? На каком основании вы тут устроили обыск? – Клюфт говорил это спокойно.
Он понимал – сорваться – значит, окончательно признать себя виновным в том, чего не делал. А эти двое в форме сотрудников НКВД только и ждут от него истерики или скандала.
– Слушайте, вы! Гражданин Клюфт, вы тут перестаньте свои права качать! Перестаньте! – старлей разозлился.
Лицо его побелело. Чекист вытянул руку и, указав на ботинки Павла, которые стояли возле двери, приказал:
– А ну надевай обувь, мразь троцкистская! А ну взял одежду! И быстро тут! Я тебе сейчас разъясню твои права! – чекист ткнул Павла в плечо.
Клюфт понял: все, теперь с ним церемониться не будут. Второй энкавэдэшник – высокий лейтенант – совсем рассвирепел. Офицер ничего не нашел. И это его выводило из себя. Он все крушил – бросил со стола скатерть и начал на нее сваливать все, что было в ящиках. На письма и тетради упали пожелтевшие фотографии родителей. Павел кинулся и хотел поднять снимки, но тут, же получил сильный удар сапогом в бок. Он застонал и согнулся пополам. Боль была невыносимой. Старлей грубо прикрикнул:
– А ну стоять на месте! Ничего руками не трогать! Ни к чему не прикасаться! Это будет расценено, как попытка скрыть улики! У меня приказ: в случае сопротивления – стрелять на смете! И тебя, гнида, мы тут же пристрелим!
Павел хватал ртом воздух. В глазах темно от боли и обиды. Где-то за спиной он услышал тихий плач Марии Ивановны. Старушка рыдала на плече у своего мужа.
– А ну, понятые, хватит тут слюни распускать! Стоять и смотреть! Мы вас для этого сюда позвали, а не для того, чтобы вы тут сочувствовали всяким заговорщикам и шпионам! – старлей орал во всю глотку.
Павел выпрямился и покосился на него. Энкавэдэшник еще раз толкнул в спину:
– Одеваться и быстро! Быстро! С собой взять все необходимое на три дня! И быстро!
Клюфт, не узнавая себя, повиновался грубым окрикам офицера. Лейтенант завязал в скатерть все, что смог скинуть в кучу. Получился огромный узел. Энкавэдэшник, пыхтя, склонился над этим узлом, как Кощей Бессмертный над сундуком со златом. Выпрямившись во весь рост, лейтенант бросил своему напарнику:
– Вот, готово! Пусть берет!
Старлей, наблюдая, как Павел надевает полушубок и шапку, рявкнул:
– Клюфт, ко мне!
Павел обреченно подошел. Офицер грубо обшарил его карманы, провел руками по ногам и, сняв с Клюфта шапку, смял что было силы. Удовлетворенный обыском, офицер достал из кармана наручники и гаркнул:
– Руки!
Павел безропотно протянул ему ладони. Старлей защелкнул на запястьях стальные браслеты и, толкнув Клюфта в спину, прикрикнул:
– Ну, бери этот узел! Не мы же потащим за тебя твои пожитки!
Клюфт, склонился над скатертью. Он услышал, как старлей шепнул лейтенанту:
– Документы-то его нашел?
– Да, вот паспорт, вот какое-то удостоверение. Вот карточки. Все тут.
– Молодец. Ладно, будем выводить. А то у нас еще один адрес сегодня. Надо быстро отвезти этого и вновь выезжать. К семи утра надо управиться.
Павел поднял сверток. Скатерть с бумагами и книгами смотрелась в руках нелепо. Скворцовы топтались у порога. Испуганные глаза и одно желание – поскорее уйти и не видеть этого кошмара. Мария Ивановна плакать перестала. Лишь что-то бормотала. Губы шевелились быстро, словно старушка торопилась сказать самой себе что-то главное, перед тем как уйти в мир иной. Василий Петрович дергал супругу за локоть.
Старлей внимательно окинул взглядом комнату. Бардак, наведенный его напарником, удовлетворил. Он застегнул шинель и, повернувшись к Клюфту, ехидно улыбнулся:
– Последний раз спрашиваю, гражданин Клюфт, нет у вас желания что-нибудь нам выдать? Пока не поздно?
Но тут на напарника обиделся лейтенант, учинивший обыск. Высокий энкавэдэшник зашипел, как змея:
– Я что, плохо искал, по-твоему? Ты же знаешь, я ничего не упущу! А вот вскрывать полы у нас просто времени нет. Пусть придут из следственного управления и вскрывают! А нам нужно арестованного доставить! Опечатаем комнату и все! Что ты, в самом деле?! Пошли, давай!
Старлей похлопал товарища по плечу:
– Да ладно тебе, Рожков, ладно. Я так. Положено. Сам знаешь, по инструкции!
– Да какая там инструкция? – обидел лейтенант. – Вон посмотри на его рожу? – офицер кивнул на Павла. – Такой, разве что-то добровольно выдаст? Я бы вообще таких вон без суда и следствия выводил во двор и расстреливал! Только время на них тратить! Время и деньги. В тюрьме баландой кормить! – лейтенант разошелся не на шутку.
Он двинулся к двери и толкнул Василия Петровича. Старик скукожился и зажмурил глаза. Мария Петровна в испуге втянула голову в плечи. Энкавэдэшник протянул бумаги и крикнул:
– А ну, понятые, подписывайте протокол и живо! Вот тут!
Супруги Скворцовы бочком попятились к столу. На нем лежал белый лист протокола. Старлей ткнул в бумагу пальцем и положил рядом перо. Достал из кармана железный цилиндрик. Деловито открутил крышку. Металлической капсулой оказалась переносная чернильница. Энкавэдэшник обмакнул перо и сказал:
– Вот тут подписи ставить! И чтобы никаких клякс! А то сами с нами поедете! В одну камеру!
От этой угрозы Марии Ивановне стало совсем плохо. Старушка с трудом расписалась в протоколе, ее всю трясло. Василий Петрович, поддерживая жену под локоть, вывел женщину из комнаты.
Энкавэдэшник убрал протокол в кожаную офицерскую планшетку. Зло посмотрел на Павла. Тот стоял в нерешительности, сжимая в руках скатерть, связанную узлом.
– Рожков, выводи! Ехать нужно!
Лейтенант грубо толкнул Павла в спину. Клюфт чуть не упал, споткнувшись о порог.
– Иди вперед! Иди! – рявкнул лейтенант.
Старлей закрыл дверь. В коридоре было холодно. Павел на секунду остановился и, обернувшись, посмотрел через плечо на вход в свое жилище. Энкавэдэшник усердно клеил на дверь и косяк бумагу с печатью.
– Вы бы хоть комнату на ключ закрыли. Есть же ключ, он там, у входа, возле вешалки на гвозде весит! – попытался уговорить лейтенанта Павел.
Но конвоир его не послушал, лишь вновь толкнул.
– Иди, давай! Нечего твои хоромы закрывать! Сюда еще с обыском приедут. А пока вон опечатаем и все! Никто не зайдет! Да и что там у тебя брать? Иди, давай! – тяжелая рука вновь подтолкнула под лопатку.
Павел семенил по коридору. Поднялся по маленькой деревянной лестнице. Четыре ступеньки, всего четыре ступеньки! Сколько раз он ходил по этой лестнице! Каждая дощечка ему знакома! Эти четыре ступеньки – по ним ступали ноги отца и матери. Они видели многое… И вот теперь их топчут ноги конвоиров. Людей, которые пришли забрать его свободу. Попросту выгнать его не только из его жилья, из его комнаты, но и из его жизни. Прежней жизни. Павел на секунду замешкался. Он уперся в косяк двери плечом. Лейтенант вновь толкнул его. Но Клюфт не двинулся с места.